Вот под окном профырчал аппетитный грузовичок. Отсвет его фар попал в оконные стёкла, преломился, перепрыгнул через рамы и занавески и побежал по потолку, оживляя рельефы. А вот где-то вдали возник вой и гул, дополнился стуком железок — это из-за угла выворачивает большой красный трамвай. Что он большой и красный я знаю, видел, когда бабушка выводила меня гулять. Трамвай зовут «американка» — так мне сказали. От него — самый интересный свет: веерными полосами скользит по потолку и по верху стены, в такт со стуком железок, в гармонии с воем и гулом. Трамвай уползает — и полоски света скрываются, смещая пространство в противоположную сторону.
У нас под окнами ходят трамваи четырёх пород. Со временем я выучу их маршруты и характеры. Трамваи пять, двенадцать, двадцать восемь и тридцать два.
Они точно так же ползали тут, звеня и гремя, и до моего появления в кроватке. И во время войны, наверно. Была такая «война», взрослые о ней говорили. И «блокада».
Как мне знать, что было до моего появления?
Этот потолок — он так же плыл или по-другому?
Я, видимо, начинаю засыпать.
И, засыпая, наблюдаю закрытыми глазёнками комнату — бывшую столовую, почему-то заиндевелую, в морозных узорах, как чертог Снежной королевы. Камин у дальней стены, буфет и шкафы, выстроенные в виде перегородки, широкий, как поле, обеденный стол, люстра в стиле модерн над ним. Вокруг стола на высоких старинных стульях сидят мои близкие — лица их теплы в ручейках света, струящегося из-под абажура. Перед каждым — по тарелочке с голубой каёмочкой. А посередине стола — большое блюдо, и на нём, как кораблик в море, как родничок в пустыне, — кусочек чего-то серого, невнятного… Хорошенько приглядевшись, убеждаюсь, что это хлеб.
Они сидят и молчат.
Несколько мужчин и женщин непонятного возраста и девочка с ними, лет, наверно, десяти. Её косички отбрасывают смешные тени.
Первым оживает мужчина с острыми, внимательными чертами лица. Это же дядя Коля, бабушкин брат. Он ведь умер или скоро умрёт. Я его почти не помню. Мне всего три года.
Николай Александрович, дядя Коля, достаёт из темноты тетрадку, раскрывает её, начинает размеренно читать, скользя глазами по аккуратно разлинованным строкам[18].
Дядя Коля. Понедельник, пятнадцатое сентября тысяча девятьсот сорок первого. Дачное. С восьми часов вечера тринадцатого прекратилось трамвайное движение по всему Петергофскому шоссе. Густые толпы народа шли в обоих направлениях по шоссе, слушая завывания летящих снарядов.
