Он, действительно, спрашивает меня об этом?! — с трудом сдерживаю удивление, готовое проступить на уставшем лице гримасой отвращения.
— Мне трудно судить, — начинаю с осторожностью, — это только ваше решение… Но возможно, — тут я ощущаю прилив смелости, — вам стоило бы побороться за вашего ребенка… Возможно, не просто так ему сохранена эта жизнь, тем более, я правильно понимаю, ваша жена хотела его… Он был дорог для нее…
Вебер выглядит жалко, и только это по-детски потерянное выражение лица и делает меня таким дерзким в разговоре с ним. Дерзким? О, безусловно! Иначе разве бы я посмел давать советы кому-то настолько более зрелому, да и просто незнакомому для меня человеку, да еще и по такому щекотливому вопросу…
Впрочем, зрелому ли?!
— Да, я понимаю, решать, конечно, мне, — стонет мой собеседник, взмахивая руками, как марионетка в детском театре. — И, да, Ханна хотела этого ребенка…
Это утверждение произносится таким замогильным голосом, что я почти готов услышать звон похоронного колокола в виде аккомпанемента… Сам я никогда по-настоящему не задумывался о детях — у меня просто не было для этого времени — и теперь не считаю себя в праве рассуждать на такие далекие от моего жизненного опыта темы, но слова Мелиссы о желании матери родить этого ребенка наполняют меня неизведанным доныне энтузиазмом.
— Так сделайте ей приятное! — громче необходимого восклицаю я. — Представьте лишь на секунду, как она очнется и узнает о том, как вы спасли ее малыша… то есть вашего малыша, — поправляюсь я скоро, — думаю, она оценит этот ваш жест и простит…
«Что я несу?! — мысленно вопию я. — С каких пор Марк Штальбергер стал манипулировать людьми?!»
Но, если говорить по совести, манипулировать Маттиасом Вебером чрезвычайно легко, он словно создан для того, чтобы им манипулировали: буквально считываю любую его эмоцию, словно в открытой книге, как бы банально это ни звучало, и понимаю, что тот жаждет переложить решение проблемы на любого, кто только готов взять на себя такую ответственность.
А готов ли я сам, Марк, к такой ответственности? И с удивлением понимаю, что, да, готов…
— …то есть простит ваше прежнее недопонимание, — говорить о том, что я считаю Вебера виновником аварии, конечно же, не стоило, и потому спешу сгладить неловкость.
Мой собеседник впитывает каждое сказанное слово, подобно иссохшей в засуху земле. Мне кажется, я слышу даже, как маленькие винтики в его голове поскрипывают от натуги… Какое же решение он примет? Чьи желания поставит на первое место: свои или своей супруги?
