— Уверена, ты тоже ему небезразлична, — слышу голос Шарлотты у самого уха, однако это кажущееся утешение вызывает лишь новую волну неудержимых слез.
— Бедная наша девочка, бедная девочка, — все повторяет и повторяет Хайди Риттерсбах, похлопывая меня по спине.
Алекс с Бастианом тихо переговариваются в стороне, у окна, и я, с чуткостью влюбленной идиотки, улавливаю имя Юлиана, повторяющееся раз за разом… О чем они говорят? Костерят его на чем свет стоит? Мне это неприятно. Такое чувство, словно парни забрасывают камнями меня самое… Все это только усиливает мою истерику.
Не знаю, как долго она продолжается: по ощущениям не меньше десятка лет… И только потом я успокаиваюсь.
Уже сидя в автомобиле, с грустью осознаю, что прощание с турбобабулями и остальными членами нашей маленькой компании далось мне не так легко, как хотелось бы.
Кажется, я прикипела к каждому из них, по-своему привязалась — они стали моими друзьями. Такими, каких у меня никогда прежде не было.
И теперь я вне этого круга…
Стоило ли уезжать из родного города, чтобы вернуться с разбитым сердцем, еще более одинокой, чем была до отъезда?
Уж лучше бы не уезжала, не устраивала бессмысленного демарша, адресованного в первую очередь Карлу, который за все это время так ни разу и не позвонил… А ведь первое время я ждала, надеялась, что он одумается, найдет меня, воротит назад в Эллинген и свою жизнь одновременно.
Не воротил…
Приходится возвращаться самой.
Стыдно признавать свое поражение, только так будет лучше всего…
— Все у нас будет хорошо, — шепчу дочери с погремушкой в руках. — Все у нас будет хорошо.
Я не была в Эллингене ровно четыре месяца, и за это время здесь ничего не поменялось. Разве что начали строить новый жилой дом в двух кварталах от нас… В остальном — все те же улицы, все те же дома. Да и люди, полагаю, все те же…
Паркуюсь у дороги, глядя на родительский дом со смесью робости и радостного нетерпения, а потом беру Ангелику на руки и иду к деревянной калитке, скрипнувшей при легком нажатии рукой. Папа так ее и не смазал… Это тоже осталось неизменным.
— Эмили! — входная дверь распахивается еще прежде моего звонка, и мама, взволнованная, с горящими глазами, прижимает нас с дочерью к себе. — Наконец-то вернулась. Как же я рада! — И отступает, протягивая руки к своей внучке: — Можно подержать нашу маленькую принцессу? Мы с отцом ее так и не видели до сих пор. — Ее слова заставляют меня устыдиться собственного поведения, впрочем, мама уже сюсюкается с Ангеликой и не замечает моих ярко вспыхнувших щек: — Какая же ты у нас большая уже! И такая красивая. Бабушкина радость…
