— Мы готовы, — мурлычет длинноволосая, опускаясь передо мной на колени. — Можно тебя раздеть?
— Начинай. — Позволяю ее рукам исследовать свое тело и вдруг замечаю тень в темном проеме двери. Какая-то бесформенная футболка болтается на ее теле чуть ниже бедер, а распущенные волосы слегка мерцают в бледном, льющемся из окна свете луны.
— Советую быть потише, — произносит тень знакомым, ненавистным голосом. — Не разбудите ребенка! — бледная рука тянет дверь на себя, и та прикрывается с тихим щелчком.
Значит, не спит… Отступившее было возбуждение, снова ударяет в голову, и я впиваюсь в губы голой красотки. Та стонет… громче, громче и громче — я знаю, как довести женщину до предела.
А потом квартира оглашается детским плачем…
Так не вовремя, как раз, когда я готов был прибавить «басов» к своему маленькому ночному концерту.
— Ребенок проснулся, — произносит одна из женщин. — Может быть, не стоило нам сюда приходить?
И я командую:
— Продолжай. Ребенок уймется, а мое возбуждение — нет.
Мы тщетно пытаемся отрешиться от яростного младенческого ора в другой комнате, однако выходит это из рук вон плохо. Этот самый несексуальный звук в мире убивает всю романтику момента, будь оно все неладно! Сдергиваю было покрывало, а потом плюю на это и просто распахиваю дверь своей спальни:
— Ты можешь уже заткнуть этого ребенка! — кричу девушке с младенцем на руках. — Она портит все настроение… Просто заставь ее заткнуться, — цежу уже сквозь стиснутые зубы.
Та даже не глядит на меня — неужели игнорирует?! — это заставляет меня яриться еще больше, и только потом я понимаю, что стою перед ней в чем мать родила и, верно, смущаю маленькую недотрогу.
— Вы слишком шумные, — слышу ее тихий голос. — Ангелика не может спать в шуме.
— Шуметь ты мне тоже не запретишь, — тычу пальцем в ее согбенную фигурку. И командую:
— Уйми уже этого младенца. — Потом захлопываю дверь и, тяжело дыша, падаю на кровать.
— Может быть, нам уйти? — спрашивает одна из девушек, и я тяну ее на себя. Хочу доказать, что никакие склоки со зловредной девицей не могут испортить мне ни настроения, ни правильного настроя… Однако настроя, действительно, нет: та сразу же это замечает, и, выкрутившись из моих рук, натягивает впопыхах сброшенное платье.
— Позови, когда сестра съедет, — произносит она с особым ударением на слове сестра. — Сейчас ты явно не в лучшей форме. А мне обещали нечто крышесносное… До встречи.
И она исчезает за дверью, бросив меня с длинноволосой наедине. Ничего, так даже лучше: не надо размениваться на обеих сразу…
