Дмитрий стоял рядом. Стоял неподвижно, молча глядя ей в глаза, и Беатрис содрогнулась. Она вспомнила то, что показали ей в последнюю ночь человеческой жизни, и страшные слова мужа после. Беатрис постаралась отрешиться от боли и от осознания того, что она полностью обнажена. Не хватало еще превратиться в скулящее от страха, ничего не смыслящее существо.
– Где Джана? – Беатрис пришлось собрать всю свою волю, чтобы голос звучал ровно. – Я ей просто кормилась. Они с дочерью не при чем.
– Какое благородство, – усмехнулся Дмитрий, склоняясь над ней, – почему ты не была столь милой, когда вытягивала из нее жизнь? Думаешь, она бы согласилась стать твоей пищей по собственной воле? О чем ты вообще думала, Мария?
– Я не…
– Если бы ты пришла ко мне сразу, рассказала все, клянусь, я бы убил тебя быстро. Ты предпочла сбежать, как трусливая тварь, поджав хвост, и теперь об этом сильно пожалеешь.
Беатрис промолчала. Она не знала, что ей делать. Тянуть время, чтобы Джану допросили и отпустили? Джана думает, что Авелин ее дочь, она позаботится о ней, а малышка слишком умна, чтобы выдать себя. Но отпускают ли орденцы свидетелей восвояси или же потом следят за ними? Она не знала об этих людях ничего.
– Не ожидала, что тебя что-то сможет свалить с ног, Мария? – спросил Дмитрий. – Это еще только начало. У меня есть то, что может заставить тебя кричать. И ты будешь кричать.
Беатрис закрыла глаза, стараясь не думать о том, что ей предстоит. Она сейчас была полностью в его власти, и он мог сделать с ней что угодно. Но он не догадался об Авелин. Вряд ли Дмитрий не воспользовался бы такой возможностью ударить побольнее. Значит, не все потеряно. Единственное, что сейчас важно – жизнь дочери.
– Открой глаза, моя благоверная!
Беатрис подчинилась: не из страха, но из желания знать, что он собирается с ней сделать. Дмитрий еще не прикасался к инструментам, разложенным на сомнительной чистоты тряпке, и Беатрис мысленно содрогнулась. Его рука скользнула по ее груди, задевая сосок. Вопреки памяти тела, ее передернуло. В глазах мужа мелькнуло нечто странное, полубезумное. Беатрис могла поклясться, что он ее хочет, но в его влечении сосредоточилось страшное и извращенное желание причинять боль.
– Мне показали, что ты делаешь со своими жертвами, – произнесла она, – с теми, кого называешь тварями. Я слышала твой разговор с Павлом. Поэтому я сбежала.
Он ударил ее наотмашь. Потом еще и еще, и в какой-то миг даже сквозь приглушенные ядом силы внутри нее шевельнулась злоба, готовность рвать на части. Животная часть
