.
Дмитрий схватил ее за волосы, сжал в кулак, и Беатрис рванулась из ныне жалких сил, позабыв о впивающихся в тело веревках – рванулась, стремясь добраться до его горла.
– Кто ты, если не тварь, Мария?! – прошипел он, глядя ей в глаза. – Когда начнешь скулить, как подыхающая сучка, убедишься в этом снова.
Она не знала, что боль может быть такой невыносимой и, что самое страшное, бесконечной. Поначалу Беатрис еще держалась, но потом, когда по щекам потекли слезы, смешиваясь с кровью и потом, она мечтала о смерти, как о долгожданном избавлении. Не осталось ни одной части тела, которую Дмитрий обошел бы своим вниманием, и каждая пытка заставляла кусать губы, чтобы не кричать.
Он знал, что Беатрис была одиночкой и ни с кем не общалась, он ничего у нее не спрашивал. Ему это просто нравилось, как и говорил тот, кто ее изменил. Сколько это продолжалось, Беатрис не знала. Она не представляла, что способна терять сознание, но снова и снова падала в темноту.
Муж оставлял ее ненадолго, чтобы снова вернуться и принести с собой боль. В такие минуты Беатрис не отдыхала, а бредила, погружаясь в пучину еще более страшных кошмаров, чем тот, что переживала в реальности. Она засыпала в аду, просыпалась в аду, и забирала его с собой в сны. Ей все чудилось, что Дмитрий узнал об Авелин, что он убивает ее. В слезах и отчаянии, она думала только о том, как бы в бреду случайно не произнести имя дочери.
Следующая их встреча затянулась. Нескончаемая пытка, сводящая с ума боль и лицо Дмитрия стали единственными ориентирами, по которым она цеплялась за жизнь. Когда обессиленная Беатрис в очередной раз упала на стол, Дмитрий положил руку в перчатке ей между ног и наклонился чуть ближе.
– Хочешь, чтобы одна из этих штук оказалась внутри тебя? – спросил он, кивнув на окровавленные инструменты. – У меня есть много вариантов и еще больше времени.
Беатрис широко распахнула воспаленные глаза, сморгнула слезы и отвернулась. Взгляд наткнулся на Сильвена: он держал на руках спящую Авелин, и от этой картины Беатрис захотелось выть чуть ли не громче, чем от любой самой жестокой пытки.
«Я умираю. Наконец-то», – мелькнула мысль.
Она смотрела на них, не отрываясь, чтобы успеть запомнить эти черты. Смотрела, но они не исчезали, не стирались за гранью предсмертной агонии, не растворялись в ледяной темноте небытия. Осознав, что они настоящие, Беатрис судорожно вздохнула.
Она успела перехватить недоумевающий взгляд Дмитрия, которого Сильвен отшвырнул к стене. Освободив ее от мучительных пут, он зубами сдернул перчатку и поднес к губам запястье.
