.
_______________
Я… умру, так и не приняв этого мира, постигнув его вблизи и издали, снаружи и изнутри постигнув, но не приняв (212).
2) В нем мысль великая и неразрешенная. Он из тех, кому не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить[107].
_______________
Сначала отточи свою мысль, – а уж потом чемоданчик. Мысль разрешить или миллион? Конечно, сначала мысль, а уж потом – миллион (204).
Иван Карамазов – воплощение духовной силы и жизни, сам – дух, герой без внешности. Бледность и неверность походки – единственные сообщенные приметы, контрастно малые по сравнению с подробнейшим описанием всех остальных персонажей. Иван – герой в пути, бездомный человек, живущий у отца проездом. Непрерывные сборы в дорогу – единственное действие его, чрезвычайно влияющее на развитие и развязку событий.
Проблемы духа и цивилизации, «бездны» веры и безверия, глубокий нравственный кризис, предельный социальный скепсис, болезненная экзистенциальная раздвоенность – трагические нити, тянущиеся от самого философского героя русской литературы к московскому алкоголику.
Причина отстранения от мира: неприятие цивилизации, утратившей цель абстрактно-мистического совершенствования, подменившей стремление к духовному развитию узким понятием научно-технического прогресса. Концепция Великого инквизитора: «Чудо, тайна, авторитет». Лозунг, рожденный ответно социальными «низами»: «свобода, равенство, братство»[108]. Отталкиваясь от обеих версий, слепоты «верхов» и «низов», Иван теряет веру в человека, в безусловную ценность каждой личности. Драма Ивана – драма метафизическая, глубокий конфликт «теоретического» и «практического» разума, вызванный потерей доверия к Богу и Его творению. Реально это проявляется в отношении к отцу: «Знай, что я его всегда защищу. Но в желаниях моих я оставляю за собою в данном случае полный простор», – говорит средний брат младшему, становясь странным образом медиумом свершившегося убийства[109].
Иван Карамазов – единственный, кто в трагических событиях грандиозной эпопеи завершает круг мистического опыта. Катарсис проявляется в страшной муке учащающихся галлюцинаций, нарастающем кризисе душевной болезни, самоубийстве убийцы, его двойника-«беса» Смердякова.
В исследовании о Достоевском Лев Шестов писал:
Мы можем сомневаться в чем угодно – но для нас аксиома, что всякие опыты над собой мы кончаем там, где нам грозит безумие… Есть область человеческого духа, которая не видела добровольцев: туда люди идут лишь поневоле
