Описание В. Е. включает («година любых испытаний и бедствий») библейскую реминисценцию: «И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет на Вселенную, чтобы испытать живущих на земле» (Откр. 3: 19). Та же формулировка встречается, впрочем, в патетическом языке советских газет, удивительно часто пользующихся, сознательно или нет, библейской лексикой. Веничкино объяснение в любви кончается словами: «Им все божья роса…» (133). Она восходит, по всей вероятности, к библейскому рассказу о благословении Исааком Иакова, обманувшего слепого отца. Думая, что перед ним старший сын, охотник Исав, невидящий старец произносит слова: «Да даст тебе Бог от росы небесной…» (Быт. 27: 28). Сопоставление с Библией вызывает подозрение в подмене: тот ли народ, о котором думал Тургенев, едет в Петушки? Страх охватывает Веничку при виде вагонной публики. Ассоциация его обращается к трагедии «смутного времени»:
Плохо только вот что: вдруг да они заметили, что я сейчас там на площадке выделывал?.. Кувыркался из угла в угол, как великий трагик Федор Шаляпин, с рукою на горле, как будто меня что душило? (133)
Известно, что Шаляпин был исполнителем роли Бориса Годунова в опере Мусоргского. Имеются в виду слова из арии царя: «И душит что-то… (глухо) Душит…». Об исполнении Шаляпиным читаем в воспоминаниях его дочери:
Как затравленный зверь мечется Борис по сцене, ползая на коленях, сжимая в ужасном жесте руки, защищаясь, бросается в угол: «Ой, тяжело, дай дух переведу…»[62].
В пушкинской трагедии, послужившей Мусоргскому основой оперного либретто, народ, толпа – одно из главных действующих лиц. Но вспомнив целый ряд сцен: избрание Бориса царем в Новодевичьем монастыре; бунт на Лобном месте; убийство царевича и царицы в Кремле, – можно увериться, что не «ковер-самолет» уносил воображение поэта при написании этих картин. Народ – безмолвный, переменчивый, жестокий и бездумный свидетель и соучастник злодейств, бросается к любому темному самозванцу, берущему в свои руки власть, коверкающему судьбы людей и государства. Самозванство – одна из решающих проблем в жизни Венички Ерофеева, в этом нам еще предстоит убедиться. Чувство страха и незащищенности недаром подвело его к трагедии Годунова: «И рад бежать, да некуда… ужасно!» – произносит несчастный царь[63]. Так и герою «Москвы – Петушков», убивающему самого себя, некуда скрыться от этой толпы, некуда бежать от Курского вокзала, от поезда, катящего в Петушки, от судьбы и гибели. То, что на фоне толпы он – «
