В начале было стремление к другой неназванной глубине: в мире Кремля, среди суеты людей душа не находила ни ответа, ни отклика: «Господь, вот Ты видишь, чем я обладаю. Но разве это мне нужно? Разве по этому тоскует моя душа? Вот что дали мне люди взамен того, по чему тоскует моя душа!» (131). В этих стенаниях слышится тоска Экклезиаста: «Только то я нашел, что Господь сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы» (Ек. 7: 29).
Место Бога, средоточия мирового духа, занял алкоголь. Бог – в несуществующих Петушках. Алкоголь – в мире Кремля и в тех Петушках, которые легко найти на карте на северо-востоке от Москвы. Алкоголь – Веничкин путь к чуду преображения бытия, ведущий к распятию так же, как страстная молитва святой Терезы – к стигматизации (132). (Во второй части работы мы еще вернемся к образу святой Терезы.) Стигматы – сопереживание земного пути и муки Христа, раскрывающее духовный и мистический жизненный горизонт, – явление первенства духа над материей. Спирт, как моление, вводит героя в мир действия иных сил, перспектив и возможностей, давая надежду на чудо – прорыв трансцендентальности в законы материи[55]. Молитва и экстаз подменяются процессом питья и алкогольной горячкой, и в этом – страшный, саморазрушительный бунт личности. В достижении этого состояния заключается Веничкина цель. Заплаченная за это цена – содержание «поэмы» «Москва – Петушки».
Вместе с выездом из тупика начинается восхождение на Голгофу, мистический путь героя: «Мой дух томился в заключении четыре с половиной часа, теперь я выпущу его погулять» (132). Дух, как понятно, сидел в бутылке, в чем можно усмотреть намек на собрание арабских сказок «1001 ночи», где сидевший в бутылке джинн (заметим, недобрый дух), вырвавшись на свободу, устраивает массу неожиданных коллизий. Духовный загул В. Е. сродни очень национальной установке Розанова:
Я еще не такой подлец, чтобы думать о морали. Миллион лет прошло, пока душа моя выпущена была на белый свет; и вдруг бы я ей сказал: ты, душенька, не забывайся и гуляй «по морали».
Нет, я ей скажу: гуляй, душенька, гуляй, славненькая, гуляй, добренькая, гуляй, как сама знаешь. А к вечеру пойдешь к Богу.
ибо жизнь моя есть день мой…
(вагон)[56]
«Дух» просится наружу. Господь молчит. Герой «Москвы – Петушков», прихватив четвертинку, отправляется в путь: «Есть стакан и есть бутерброд, чтобы не стошнило. И есть душа, пока еще чуть приоткрытая для впечатлений бытия» (130). Немецкий писатель В. Бергенгрюн, посвятивший немало строк алкоголю, утверждал, что такой багаж включает в себя все человеческие потребности:
