Эти слова – прямая цитата (некоторая разница в пунктуации) из стихотворения Баратынского «Последняя смерть»:
Есть бытие; но именем каким
Его назвать? Ни сон оно, ни бденье;
Меж них оно, и в человеке им
С безумием граничит разуменье.
Он в полноте понятья своего,
А между тем, как волны, на него,
Одни других мятежней, своенравней,
Видения бегут со всех сторон,
Как будто бы своей отчизны давней
Стихийному смятенью отдан он.
Но иногда, мечтой воспламененный,
Он видит свет, другим не откровенный
[220].
Надеясь доехать до Петушков, В. Е. знал, чьим Именем должен быть освещен его путь:
Он благ. Он ведет меня от страданий – к свету. От Москвы – к Петушкам. Через муки на Курском вокзале, через очищение в Кучине, через грезы в Купавне – к свету и Петушкам. Durch Leiden – Licht!
‹…›
– Что мне выпить еще, чтобы и этого порыва – не угасить? Что мне выпить во Имя Твое?.. (157)
«Но именем каким?..» – опять спрашивает себя Веничка, доехав и потеряв цель своего путешествия. С утратой Имени (Слова) наступает мистическая смерть. Человек – жертва Вселенной, отданная землею на заклание:
По-прежнему животворя природу,
На небосклон светило дня взошло,
Но на земле ничто его восходу
Произнести привета не могло…
Один туман над ней, синея, вился,
И жертвою чистительной дымился
[221].
Два мира – одна реальность
Но теперь ваше время и власть тьмы!
Лк. 22: 53
«Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною», – повествует Ветхий Завет о космическом хаосе, предшествовавшем сотворению мира. Добравшийся до «бездны» петушинского перрона, герой погружается во тьму, хаос и путаницу:
А потом, конечно, все заклубилось. Если вы скажете, что то был туман, я, пожалуй, и соглашусь – да, как будто туман. А если вы скажете – нет, то не туман, то пламень и лед – попеременно то лед, то пламень, – я вам на это скажу: пожалуй что и да, лед и пламень, то есть сначала стынет кровь, стынет, а как застынет, тут же начинает кипеть и, вскипев, застывает снова (210).
Они сошлись. Вода и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой…
* * *
Не правда ль? вам была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче – боже! – стынет кровь…
[222]Потерявшийся в пути Веничка, не знающий, куда он едет, – в Петушках: странном двоящемся городе, полном безликих площадей и высоких домов, «гнездилище душ умерших» (216). Но Петушков – нет, есть Москва, Москва – в Петушках, в алкогольном безумии реальность – Кремль сиял перед ним «во всем великолепии» (216). Путешествие привело его к концу света, к городу, куда не дошел Христос:
