Я был поражен. Иван — мой ровесником! А я его принял за старика.
Мы оставили его в покое и приступили к «знакомству».
Володя рассказал о себе. Ему было около тридцати лет. Женился поздно. Недавно родилась дочь. Работал он, по его словам, «разносторонним рабочим» на руднике где-то рядом с Якутском. Но я понял, что это «рядом», по сибирским меркам, может быть за сотни километров от города, до которого он добирался на самолете АН-2, что бы, после двух дней ожидания в домике «аэровокзала» вылететь через Москву в Одессу. То, что он рассказал тогда, и потом, «зашкалило» мое воображение, хотя я за свою жизнь уже достаточно помотался по стране, пересекая ее не раз с востока на запад, с юга на север и «по диагонали», и повидал немало.
…Занесенный снегом и замороженный (морозы под 40° — «нормальная погода») на восемь месяцев поселок, в котором не было ни улиц, ни домов, за исключением двух одноэтажных деревянных строений: школы (две маленькие комнаты с двумя учителями для младших и старших классов) и магазина, — и нескольких старых дощатых больших бараков, оставшихся от бывшего концлагеря. Теперь здесь жили «вербованные», завезённые с разных уголков страны. У них было мало шансов вернуться на «Большую землю», так как большинство уже было поражено двумя «смертельными» болезнями: жаждой «больших денег» и перманентным запоем. На все остальные болезни никто не обращал внимания. В поселке не было ни больницы, ни врача, лишь фельдшерский пункт на руднике в двух десятках километров, куда рабочих завозили вездеходами на недельную «вахту». Семейных и детей было мало, так как женщины приезжали редко, а мужчины жили недолго.
О трагических судьбах женщин, попавших, чаще по своей наивности, в этот поселок, и вообще об «экзотике» бытовой жизни в бараках Володя рассказал мне позже.
Чтобы завести семью, нужно было выбраться из барака, а для этого построить какое-нибудь жильё, которое, однако, строить было не из чего. Володя сколотил свой «дом» из деревянной тары, обшил жестяными листами (которые ему выделил рудник), ими же накрыл «крышу». В единственной комнатушке соорудил из старой бочки «буржуйку» и из той же тары сам смастерил «мебель». И в таком «доме» можно было жить, так как он почти весь год был занесен плотными сугробами. Володя очищал только дверь и единственное окно, «застекленное» куском слюды. Таких «семейных домов» было разбросано не так уж много по поселку. Коммуникаций, разумеется, никаких. Не было ни почты, ни телевидения, ни радио. В один из своих «перелетов» Володя купил у попутчика транзисторный приёмник «ВЭФ». Так что, по местным меркам, он был «буржуем»…
