Воздух, небо, земля — золотые.
Юрий, русский поэт, весь в пыльце золотой
(Золотеют щека и надбровья),
На подсолнечник смотрит с крестьянской земной простотой:
«Это — лакомство зреет коровье!»
Что ж, он прав, он ничуть не унизил цветы:
Здесь, средь этих равнин плодородных,
Все пронизано светом земной доброты,
Дружбой неба и хлеба, людей и животных..
С той поры, как ступил я на жизненный твердый большак,
Я себя торопил, о покое не мысля вовеки,
Но сегодня впервые невольно замедлил свой шаг —
Так шаги пилигрим замедляет, приблизившись к Мекке!
Дом Толстого — за плотной завесой дерев,
За воротами в виде двух башенок белых.
Я стою, от волненья в тиши замерев,
Став застенчивей самых несмелых,
Перейти не решаясь невидимую межу.
Лунный круг в свете дня надо мною белес и неярок.
Я зеленое яблоко в пальцах держу —
Местной девушки скромный подарок.
Дом Толстого — за плотной завесой дерев,
За воротами в виде двух башенок белых…
На одной из улиц Иркутска
в маленьком магазине
женщина в платочке
яблоки продавала.
Надкусив зеленое яблоко,
вспомнил я о Катюше Масловой
и мечтами в юность унесся.
Это я, гимназист зеленый,
снова плачу над «Воскресением»,
и, как в кадре кино, предо мною —
ты, Катюша, в платочке русском,
яблоко зеленое
молодо грызешь.
С той поры гимназист и вгрызается в литературу…
О зеленое яблоко,
терпкий вкус на зубах!
Сорок лет миновало, и вот —
я в России, новой России,
той России, которой полвека.
Нет в ней больше обманутой, бедной Катюши.
Или, может быть, все-таки есть она где-то?
Нет, наверное, нет…
Я лечу, подо мной — бесконечны просторы Сибири,
надо мной — бесконечная космоса даль.
Всем своим существом ощущаю
новой жизни течение, новой эпохи —
и грызу зеленое яблоко,
гул моторов так близко, а я
все грызу зеленое яблоко…
