И вот мы встретились в Токио, куда снова, в четвертый раз за четверть века, занесла меня беспокойная журналистская судьба. Встретились буквально за день до того, как Фоняков уезжал домой, ходили по пустынным улицам воскресного Токио, долго сидели в парке Хибия.
За пышными зелеными кронами деревьев высились громады делового центра Маруноути; у ленивого фонтана ребятишки кормили голубей; на скамьях сидели токийцы, греясь на декабрьском солнце; сухой сезон затянулся.
Потом откуда-то из тенистых дорожек парка двинулись к фонтану цепочки молодых людей в белых шлемах, с красными и черными знаменами на длинных бамбуковых шестах. Они бежали мелкой рысцой, что-то скандируя на ходу. С другого конца парка появилась еще одна группа — с синими знаменами. Па площадке они сошлись, быстро пополняя свои ряды, и скоро заметались в разные стороны красные, черные, синие знамена, белые и синие шлемы, цветные кашне и черные очки: это была демонстрация и контрдемонстрация разных студенческих организаций.
Полицейские в черных шлемах с забралами, с выгнутыми щитами стояли у всех ворот парка. Тут же находились — на всякий случай — полицейские машины с зарешеченными окнами.
Токийцы словно не обращали внимания на все это: привыкли.
Илья Фоняков рассказывал о своем житье-бытье за последние полгода, о встречах с поэтами и писателями, поездках на Хоккайдо и Амами Осима, беседах со студенческой молодежью, преподавателями университетов, газетчиками. В последний день тоже предстояли встречи, а уж не осталось времени собираться.
— Будут стихи? — спросил я.
— Наверное, — отвечал он. И книгу хочется написать.
Прошло несколько месяцев, и почта принесла толстый пакет из Новосибирска: это была рукопись книги «Восточней Востока».
Это первая книга зарубежных очерков Ильи Фонякова. Правда, проза не новый жанр для поэта, он регулярно писал и пишет очерки и публицистические статьи на страницах «Литературной газеты» и других изданий. Но книга его очерков появляется впервые — и, наверное, не случайно она родилась в Я ионии.
Хотя Япония страна в высшей степени поэтическая, она трудно поддается описанию в привычных для нас поэтических формах, Стихов о Японии меньше, чем о Франции или Индии — не только у нас, но и в любой стране Запада. И не потому, что на японских островах редко бывают поэты — нет, они бывают там чаще, чем во многих других странах. Дело в том, что уклад японской жизни воспринимается европейцем или американцем как нечто совершенно непохожее на то, к чему мы привыкли.
