Через некоторое время, выброшенные за дверь, избитые и окровавленные, с все еще затуманенными алкогольными парами мозгами, мы покинули сию неблагоприятную обитель, направившись строго на север. Кажется, у меня отобрали кошель с оставшимися там реалами, но это я осознал намного позже, возможно, мне это показалось, и последние деньги у нас заимствовал хозяин постоялого двора, или кто-то из его наиболее шустрых помощников, не участвовавших в драке. Очнулся я уже глубокой ночью в придорожной канаве, куда меня затащил Вилли, похрапывавший рядом разбитым носом.
Ночь уже подходила к концу. Было холодно и мерзко. Плащ, а под ним и грубый камзол промокли от затёкшей туда воды из канавы. Штаны были тоже не в лучшем виде. И вообще, мы оба теперь соответствовали тому образу, которому и хотели до этого следовать.
Грязные, промокшие, с тяжёлым перегаром, побитые физически и морально, мы представляли жалкое зрелище. На душе было противно, всё тело болело, как после килевания. До челюсти было больно дотронуться. Удачно всё получилось, помимо сломанного носа, я ещё получил и сломанную челюсть.
Вилли же лежал в канаве и спал, как ребёнок. Был он избит даже больше, чем я, но на его лице, обросшем тёмно-рыжей щетиной, бродила счастливая улыбка. Не знаю, что ему снилось, но в драке он смог выпустить пар, и напряжение отпустило его, да и меня, пожалуй, тоже. Главное, мы были живы. Ощупав себя, я обнаружил пропажу денег, но стилет и пистоли оказались на месте.
— Вот же, суки! — не сдержал я эмоций.
Вилли приоткрыл один глаз и посмотрел на меня.
— Что шумишь, Филин? Летал, что ли? Только вернулся? — и он попытался перевернуться на другой бок, из-за чего холодная грязь плеснула ему прямо в лицо.
Самые смачные ругательства на разных языках послышались из канавы, заставив меня напрячь память для их запоминания. Мы с ним оба очень походили на две свиньи, сбежавшие с хозяйского двора, такие же грязные и счастливые.
В предрассветных сумерках, кое-как очистив своё платье от грязи, мы двинулись в путь. Вилли, не переставая ругаться, шёл по дороге, я спешил за ним, пытаясь высушить своим разогретым от ходьбы телом одежду. Когда рассвело, нам пришлось остановиться, чтобы перезарядить пистоли из-за подмокшего на полках пороха.
Вскоре нам стали попадаться идущие в город люди. В основном, это были крестьяне или спешащие по своим делам горожане разного достатка. Один раз проскакали всадники, дополнительно обдав нас грязью из-под копыт коней. Отплевавшись, мы побрели дальше, ничем не отличаясь от остальных, проходящих по этой дороге, кроме откровенно грязного вида.
