— Ну что ж, мир не совершенен, и только в наших силах его изменить, — сказал я вслух и натолкнулся на непонимающий взгляд Винсенте.
— Что случилось?
— Да так, ничего особенного. Меня обвинили в оскорблении девушки, и теперь меня будут ждать её родители в суде.
— Что ты натворил, как ты оскорбил её?
— Да, никак, — отмахнулся я от него Дела давно минувших дней. Ректор всё не так понял, но что я могу тут сделать, ведь я не сын графа или маркиза, и даже не барон, как Перес. Простой сеньор, идальго удачи. Морской удачи! Но ничего, я вам докажу, я вам всем докажу.
Вскочив, я стал кричать, потрясая кулаком и ругаясь на всех известных мне языках, отдавая предпочтение, в основном, русскому народному и родному, до жути, мату. Немалого труда моим товарищам стоило меня успокоить, но общими усилиями это удалось.
Через пару месяцев меня, действительно, пригласили в здание суда, но родителей Мерседес не было, от их имени выступал нанятый ими присяжный поверенный. Зачитав обстоятельства дела, он замер в ожидании вердикта суда.
— Что можете сказать в своё оправдание, сеньор Гарсия-и-Монтеро?
Что тут сказать, денег у меня оставалось около тысячи реалов, судиться было бесполезно, да и бессмысленно. Оправдываться глупо, говорить о том, что никакого оскорбления не было, а было лишь недоразумение, так же глупо, как и оправдываться. Молить о прощении — недостойно дворянина, но и отмолчаться было невозможно.
— Ничего.
— То есть, вы подтверждаете всё, сказанное уважаемым сеньором поверенным семьи де Сильва.
— В общих чертах.
— Хорошо, суд удовлетворён объяснениями и выносит приговор. Присудить сеньору Эрнандо Хосе Гарсия-и-Монтеро штраф, в пользу семьи де Сильва, в размере трехсот реалов. Решение окончательное и обжалованию не подлежит.
С тем я и ушёл, став беднее на триста реалов.
— Легко отделался, — сказал мне Винсенте вечером после суда.
— Это почему? — искренне возмутился я.
— А потому! Могли и пятьсот, и тысячу присудить. Но за тебя либо словечко замолвили, либо то, что ты тоже являешься студентом академии, сыграло решающую роль. А может, суду понравилось, что ты не стал унижаться и оправдываться. Не знаю, может, всё вместе, но триста реалов — это самый минимум того, что тебе могли присудить, увы, но это так.
Ага, оказывается мне ещё и повезло. Но на этом история с судом и разговор с Мерседес не закончились. Примерно через неделю, ко мне подошёл мой новый приятель, Альфонсо Родригос-Санчес, и сказал.
