Вот же, блин! Кто о чём, а вшивый о бане! От таких нелепых требований я расхохотался, причём, не смог сдержаться, и смех получился не весёлым, а скорее, издевательским. И Мерседес прекрасно поняла все, что я ей хотел сказать этим смехом.
В ярости она выхватила шпагу, намереваясь по-простому разобраться со мной. Моя сабля была при мне, но я не собирался ею пользоваться, а только продолжал смеяться, всё более и более издевательски, и видимо, был услышан. Тут из-за угла послышались торопливые шаги, и в коридоре появился ректор академии. Увидев его, я сразу прекратил смеяться, осознав всю глупость сложившейся ситуации. Сейчас что-то будет…
Да, для постороннего картина была удручающая. Простой идальго ржал во всё горло, а бедная благородная девушка была вынуждена сама защищать свою честь со шпагой в руке. Именно так всё и выглядело со стороны, и я только сейчас всё это осознал. Попал я, как кур в ощип, и ничего уже не сделаешь. Всё слишком очевидно. Вот же, я дебил!
— Сеньорита де Сильва, что здесь произошло, этот идальго вас оскорбил?
Мерседес в замешательстве молчала, опустив изготовленную к бою шпагу, не ожидая такого развития событий.
— Он смеялся над вами, я слышал, — продолжал настаивать на своём ректор.
К чести Мерседес, она спрятала шпагу обратно в ножны и попыталась сгладить конфликт, не желая, чтобы меня наказали из-за неё.
— Нет, он всего лишь попытался.
— Несомненно, сеньорита де Сильва, этот гачупин не в состоянии оскорбить вас! Кто он, и кто вы! Низший не может оскорбить того, кто выше его. А сейчас, дорогая, пойдёмте, я сообщу вашим родителям об этом случае, и они решат вопрос с этим неотёсанным горожанином с помощью суда.
— Не надо через суд, дон ректор. Я сама разберусь с этим делом.
— Ничего, ничего, дорогая сеньорита. Ваши родители прекрасно решат этот вопрос и без вас! — и, обдав меня холодным презрением, он увёл с собой Мерседес. Я побледнел от брошенного в мой адрес незаслуженного оскорбления, а когда они ушли, кровь бросилась мне в голову, но было уже поздно. Да и кто я такой? Я даже не смогу вызвать его на дуэль!
Я побрел дальше по коридору и, ничего не замечая вокруг, раз за разом вспоминал эти обличающие слова. За что, за что?! Сердце сначала начало гулко биться, а потом, когда кровь отхлынула от лица, оно заныло тупой не залечиваемой болью.
Только что меня грубо поставили на место и показали, кто я здесь такой, и что со мной можно сделать. Опустошённый, я опустился в деревянное кресло в общей гостиной нашего факультета, ни на что не реагируя. Ко мне несколько раз подходил Винсенте и другие мои товарищи. Но я был недоступен для них, молча переваривая информацию, полученную от Мерседес и ректора.
