— Какое счастье для вас, молодой человек, — патетически восклицал он, — что вы попали ко мне, счастлив ваш бог. — Внезапно он спросил меня: пью ли я? Я ответил, что нет. Он громко и хрипло рявкнул «молодец», и от него пахнуло таким перегаром, что у меня закружилась голова, как будто я сам выпил одуряющего зелья. Он закурил сигару. Комната, если это можно было назвать комнатой, наполнилась зловонным дымом. Тошнота подступила к горлу, еще минута — и я бы потерял сознание, но, на мое счастье, дверь этой «обители искусств» с шумом открылась и сквозной ветер рассеял дым его «россейской Гаваны». В дверь стремительно влетел «Филька косой» и радостно, захлебываясь, крикнул:
—Алексей Пермяныч, принесли! Принесли! — По его бурной радости легко было догадаться, что принесли водку, и притом достали-то ее, видимо, с великим трудом, в счет доходов «аглицкого короля».
Гастролер сделал широкий театральный жест и тоном мелодраматического злодея, дрожащим, хриплым голосом прорычал:
— Ос-сел! Чего орешь! Ты не видишь, я занят! Пусть подождут? Пш-шшел!
Филька Косой вылетел пулей, а Ольрич, изысканно улыбаясь мне, с ужасным, прямо-таки гостиннодворским, прононсом произнес:
— Пардон! Пардон, молодой человек! Ну и люди… Моветон! Не понимают деликатности… Никак не могу их научить! — При этих словах гастролер непроизвольно поднял свой волосатый и красный кулак и недвусмысленно погрозил им в сторону двери. Я понял, как этот «гастролер» «учит» своих актеров хорошему тону и какова его «школа».
— Я приглашаю вас к себе в труппу, — продолжал между тем гастролер. — Вы будете играть любовников-неврастеников, первые роли! — И начал перечислять репертуар. Его репертуар был составлен из пьес: «Жизнь человека», «Пробуждение весны», «Непогребенные», «Кин» и еще нескольких пьес, которых я сейчас не припомню, потому что их даже в то время уже никто не играл из-за их архаичности… Должен был я получать в поездке 40 рублей в месяц и играть первые роли. Это было для меня самой главной приманкой. Я понимал, в какую «труппу» я еду и кто этот «гастролер», но не устоял перед соблазном сыграть ряд хороших ролей. Во время нашего разговора в комнату вползло какое-то человекообразное существо. Иначе его нельзя было назвать. Оно остановилось в дверях и промычало (говорить оно уже не могло):
— Аля! Что это значит? Ты заставляешь себя ожидать? Нас, своих друзей? И мы, скажу по совести, ее уже всю… — Существо не успело сказать «выпили», потому что Ольрич грозно крикнул на него:
