— Сколько раз я тебя здесь встречала и провожала! Одни только встречи и расставания. Хотя бы месяц пожили вместе!
В голосе Саши прозвучали упрек и жалоба.
— Дурень я, что поехал после болезни на работу. На полтора месяца полетел в такую даль.
— Я же тебе говорила. Ты упрямый.
— Разве я не хотел остаться, Сашок! — Он взял ее за локоть, прижался щекой к ее плечу. — Я боялся, что будут неприятности.
Саша вздохнула.
— Я и до сих пор не отнесла в сельсовет трех рублей.
Воспоминание о том, как они недавно пошли в сельсовет записываться и как у них не оказалось трех рублей, чтобы заплатить за регистрацию, обычно вызывало у них смех. Но теперь и эта история показалась Петру грустной: у него вообще нет денег. Он все еще по-студенчески беден, и Саша дала ему денег на дорогу. Чтоб отвлечься от неприятных мыслей, он, смеясь, сказал:
— Когда я сообщил дома, что женился, мой батька кричал: «Только дурни женятся перед армией!» Им трудно понять. Они никогда не поймут, что у нас иначе и быть не могло. Правда, Сашок?
— Я своим и теперь не призналась.
— Ты напишешь им.
— Кому? Отцу и мачехе?
— Сестрам. И моим напиши.
— А что написать?
— Мать очень просила. Ты пойми… — Ему казалось, что она не хочет писать.
— Хорошо, напишу, сегодня же напишу, — успокоила его Саша.
Они замолчали. Над ними послышался жалобный крик. Они остановились, подняли головы и в чистой лазури неба увидели журавлей. Ровный клин их удалялся на юг. Они крикнули только раз, но так жалобно и протяжно, словно прощались с чем-то очень родным и близким. Саша долгим взглядом проводила их. Петро видел, как по ее щекам катились крупные слезы. Он осторожно ее окликнул. Она закрыла лицо ладонями, а когда отняла руки, глаза ее были сухие.
— А все же это очень тяжело. Боже мой! Сколько ждать!.. Родится и вырастет дитя… А тебя не будет.
— Саша, славная моя, хорошая. Я же приеду в отпуск. Я буду стараться, буду просить. Ты не волнуйся. — Петро почувствовал, что все его утешения наивны, но других слов не находил.
— Ну ладно, пойдем. Хорошо, если удастся сесть в машину.
Они вышли на дорогу, обсаженную молодыми березками, кленами и тополями. Здесь деревья были уже голые, и лишь кое-где на них трепетали одинокие листочки, и от этого дорога казалась еще более пустынной и сиротливой.
— Может, вернешься, Сашок? — несмело предложил Петро. — Тебе трудно…
— Мне? А тебе? Нет, я пройду еще. Если б я могла вот так идти с тобой все время, всю жизнь!
— Я буду чувствовать тебя всегда рядом. Вот так! — он обнял ее за плечи, прижал к себе, и так они шли по дороге, разбитой и пыльной даже осенью.
