Пусть я не могу спасти Вована от кредиторов, Сане машину починить и тем более память вернуть деду, но хоть одним-то добрым словом я могу помочь тем, кто страдает сильнее меня.
Приближалась выписка, и выздоравливающие делились друг с другом соображениями, кто куда после неё отправится.
Мне было горько, что многие планировали не оставаться трезвыми и десяти минут, но дойти до магазина на соседнем перекрёстке и бухнуть.
Некоторые говорили об этом со смехом, но мне было не смешно, когда Гоги предложил сразу после выписки проглотить за углом одним залпом чекушку и сразу зайти в ту же палату, кланяясь под аплодисменты со словами «Я вернулся. Где тут моя именная кровать?»
Я сам был настроен решительно, покинув пределы этого зловещего заведения, больше сюда не возвращаться. Никогда. По крайней мере, в стационар. Отмечаться-то на учёте придётся по-любому.
Другие планировали остаться в больнице в другом качестве. Пойти на месяц, два или три в реабилитационный центр. Который ласково называли «ребик». А его пациенты, получается, «ребята» во всех смыслах. Кто-то из этих ребят шёл туда действительно ради того, чтобы укрепить свою трезвость. А кто-то, как сельский гопник Тимоха, просто потому что им было больше некуда идти. Ну, допустим, вернётся он в родную деревню с твёрдым намерением жить как правильный пацан. А работы нет. На колу мочало – начинай сначала: украл – выпил – в тюрьму.
Из этой разношёрстной компании выделялся алтарник Дима – с утра к нему приходил батюшка-настоятель и благословил его пожить в реабилитационном центре в глубинке области, созданном специально вдали от города священниками православной церкви для оступившихся православных христиан.
Но он мучился сомнениями, стоит ли ему туда идти. Даже не из-за того, что в православном ребцентре запрещали курить, этот запрет легко обойти при желании. А из-за того, что считал себя недостойным находиться с воцерковлёнными людьми и переживал, что тем людям будет жить с ним в одной келье западло.
– Там все такие праведники. Это ведь специально для спившихся попов и монахов. И я тут со шрамами после двух попыток самоубийства из-за девок. Может быть, так Богу угодно, что я оказался нигде никому не нужен – слишком духовный для павших и слишком павший для духовных. Во всём слаб оказался. Влюбился и поддался соблазну переспать с женщиной. Но она сказала, что в постели я был с ней не очень, и ушла к другому. А я даже не попытался её удержать, но напился и вскрыл себе вены. И если за блуд Господь ещё может помиловать после епитимии, то за грех самоубийства уж точно не захочет простить.
