Когда я после защиты диплома в университете впервые попал в вытрезвитель, как есть, в пиджаке и в галстуке, то стесняясь спросить у милиционера напрямую, поставят ли за это на наркологический учёт, сформулировал вопрос по-другому:
– А я после этого смогу на лётчика учиться?
Менты заржали, а я застенчиво прошептал:
– Ну а что, уже и помечтать нельзя?
Мечты тех лет так и остались пустыми. Я не стал ни лётчиком, ни даже моряком. И теперь, когда меня уже точно на наркологический учёт поставят, наверно уже и не стану никогда. По крайней мере, в обозримом будущем.
Тридцать лет, а упущенных возможностей на все сто.
Когда я возвращался из армии, мне казалось, что теперь все дороги в жизни открыты, стоит только выбрать нужную и по зелёной улице следовать к исполнению жизненных планов. Но прошло гораздо меньше времени, чем я предполагал, и вот уже мой инкубатор по выращиванию наполеоновских планов превратился в их кладбище.
В таких напряжённых размышлениях я незаметно доел ужин, как за себя кинул, и на автопилоте вернулся в палату.
Какой бы ни был эффект от прочтения книги – бегство от реальности или более глубокий её анализ, при первой же возможности я продолжил читать книгу, которая меня так захватила.
Следующая повесть называлась «Планета людей».
Она оказалась более объёмной, чем первая, и я осилил меньше половины, когда в палате после отбоя погасили свет.
Но и этого оказалось достаточно, чтобы она меня доконала.
Если первая повесть описывает один из многочисленных перелётов, участником или свидетелем которых был автор, то во второй он собрал описание наиболее выдающихся рейсов за всю свою карьеру на тот момент. И впечатления от встречи с иными культурами – от промышленно развитых государств рядом с родной Францией до Богом забытого захолустья в самых далёких колониях.
Казалось бы, хорошие и правильные вещи он говорит. Что многообразие культурного опыта людей не может не восхищать. Что в каждой из национальных культур есть своя неповторимая прелесть. А унификация всего человечества по западноевропейскому образцу – путь в никуда, к чему не мешало бы прислушаться современным политикам.
Но я уже перестал сдерживать переполнявшие меня чувства и рыдал в подушку, как девчонка, думая о своём.
– Вот, какой молодец этот дядька. И основная работа у него на такой романтичной должности лётчика, и в побочном литературном хобби преуспел до титула классика. Бесшабашный трубадур из Прованса. Мальчишка, так и не повзрослевший, чтобы перестать бредить рыцарством. В мои годы уже облетел полсвета. А после и в справедливой войне успел на стороне добра поучаствовать. Не дожил и до пятидесяти лет, но оставил после себя такое наследие, что можно было бы бесконечно рассказывать долгими зимними вечерами детям и внукам, если бы они у него были.
