С этой позиции знание об ограниченности жизненного времени дает нам право, а говоря точнее, даже обязанность на автономию и самообеспечение. Оно освобождает нас от мнимых принуждений и в той же мере возлагает ответственность за то, что мы будем делать с этой свободой и с этим временем.
Наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую – на безделье, и всю жизнь – не на те дела, что нужно. […] Не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день – меньше будешь зависеть от завтрашнего. Иначе, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится. Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше.[24]
Кто же не признаёт факта своей смертности, тот отрицает этим второй неоспоримый момент своего бытия. Первый – это принятая нами забота и любовь в начале нашего жизненного пути; второй – это ограниченность жизненного пути во времени и возникающая отсуда ответственность сознательно обходиться с ним и нашими возможностями. Кем я хочу быть? Что однажды станет правдой обо мне? Что я буду направлять в мир, что делать, что оставлю после себя? На эти вопросы можно дать ответ. Но только если мы будем учитывать личную и совместную ответственность, возложенную на нас этими вопросами. В противном случае жизнь, якобы бессмысленная и не предъявляющая нам требований, ввиду своей конечности, станет раной, которая вряд ли затянется, это будет безрадостный поиск быстрых и легких развлечений, которые жизнь нам дает не так часто и не в таком количестве, как того хотелось бы. Возможно, это еще одно указание на факт, кажущийся поначалу парадоксальным, что люди, которые оценивают свою жизнь как относительно бессмысленную, мучаются от страха смерти больше, чем те, кто готов ежедневно открыто отвечать на многочисленные вопросы смысла.
Учиться жить у тех, кто готовится к смерти
В дополнение расскажу о еще одной личной встрече. Когда я читаю лекции в Москве в качестве приглашенного профессора по логотерапии, я регулярно посещаю крупный хоспис № 1 – первый в своем роде в России. Большинство пожилых обитателей хосписа за свою долгую жизнь и ввиду изменчивой российской истории последнего столетия претерпели много лишений: мировую войну, голод, нужду, годы восстановления и годы тяжелого труда, а также годы политических репрессий, надзора и нестабильности. Но в личных беседах с этими людьми, готовящимися к смерти, я регулярно замечал, что лишь немногие, рассказывая о своем прошлом, вспоминали, сколь многого они были лишены и как много им пришлось страдать. Они оценивают свою жизнь скорее по тому, что они сделали или что оставили после себя, что дали этому миру. Другими словами, в конце жизни вес имеет то, за что мы несем ответственность, и это не условия нашей жизни, а то, что мы сделали в рамках этих условий, что мы оставили после себя. Подобное наблюдение сделали многие сотрудники хосписа: в последние недели и дни жизни вопрос о том, как обходилась с нами судьба, имеет меньше значения, чем вопрос том, что мы сами дали миру.
