Ника
Лучше выйти через «черный ход», чем скандалить и кому-то доказывать свое право жить самостоятельно без страшных, как моя смерть надсмотрщиков.
В узком платье перелезать через перила на лестницу было неудобно, но я подтягиваю повыше подол и, аккуратно спустившись по ступеням, прыгаю на землю, тут же угодив в чьи-то сильные объятия.
— Тихо! — слышу на ухо, и я почему-то подчиняюсь хриплому, угрожающему голосу. Не ору, а аккуратно разворачиваюсь, все еще сжимая в руках туфли, и смотрю в отстраненно-холодные зеленые глаза своего надсмотрщика. Вот какого дьявола, он здесь делает? Неужели так необходимо мне мешать? Даже побрился, мерзавец!
— Ты! — от возмущения задыхаюсь, с неудовольствием отмечая, что в отличие от взгляда руки у него обжигающе-горячие. — Что ты здесь делаешь?
— Охраняю. — Он пожимает плечами и отступает в сторону. Видимо понимает, что я не кинусь в дебри сада, петляя, словно перепуганный заяц. Я действительно не собираюсь убегать. Это глупо, а вот кинуть в охранника туфлей очень хочется.
Он действительно переоделся. И это не дешёвая одежда, которая сидит будто, ее сняли с чужого плеча. Я чувствую папочки вкус. И на это спонсировал. Он у меня может. Снова водолазка, закрывающая шею, тоже черная. Правильно мы ведь едем на похороны, графитовый костюм, гладко выбритое лицо, черная короткая стрижка и шрамы, как напоминание о том, кто он. Ветеран. Военный, мать его, кто-то там в отставке. Пожалуй, он мог бы быть симпатичным, наверное. В другой жизни. Сейчас же он просто пугает, и шрамы… они просто довершают образ. Сильнее них пугают только глаза.
Костюм на нем сидит хорошо, даже слишком хорошо. Подчеркивает военную выправку, размах плеч, только вот рубашка ему бы пошла больше. К чему эта ложная скромность? Да, точно рубашка.
— Я хочу, чтобы ты носил рубашки, — говорю прежде, чем успеваю подумать и испытываю минутный стыд. Но потом думаю: «А что?» меня же представили как вздорную девицу со склочным характером? Он знал, на что шел, пусть терпит. Это первый мой каприз в череде многих.
— Это невозможно, — отзывается он и поворачивается ко мне спиной. — Пойдемте, машина у входа. Нам стоит поторопиться, в это время в городе могут быть пробки. А опаздывать на похороны нехорошо.
— За мной заедут. Ты сейчас не нужен, — стараюсь ответить, как можно тверже.
— Если вы о том распонтованном парне на красной мазде, то он уже поскандалил у ворот с охраной и уехал. Ваш отец выдал на этот счет распоряжения. Теперь вам можно ездить только со мной.
