Сквозь щели, в прикрывающем люк поддоне, проникал дневной свет. Артур сидел, прислонившись к шершавой поверхности бетонной трубы и глядел, как в солнечных лучах кружились пылинки. Его глаза лихорадочно блестели, губы дрожали, голень распухла и обрела цвет созревающей сливы. Боль немного притупилась, но иногда она начинала пульсировать в такт биению сердца - в такие моменты Артура бросало в жар, перед взором вставала красная пелена, и оставалось лишь стонать, проклиная всех и вся.
В руке он держал выключенный фонарик. Когда его выключил - не помнил, не помнил и то, как отполз от трупа на несколько метров.
Полчаса назад Артур вынырнул из вязкого омута тревожного сна, в котором два чудовища - одно, с головой волка, другое, с головой хряка - орали человеческими голосами: "Прыгай, богатый мальчик! Прыгай! Прыгай!.." И во сне он летел в пропасть, слыша громогласный хохот. Очнулся из-за собственного крика - в холодном поту, с гулко бьющимся сердцем. Не сразу вспомнил, где находится, а когда сообразил - зарыдал.
Сейчас, глядя на кружащиеся в лучах света пылинки, он думал о том, что его уже ищут. Цеплялся за эту мысль, как за спасательный круг. Мама, конечно же, найдёт. Она всегда добивалась своего, а ради сына горы свернёт. Ох поскорей бы, поскорей…
Взгляд переместился на труп журналиста.
- Всё из-за тебя, Фролов, - прошептал Артур. - Ненавижу тебя... ненавижу...
Резко затошнило, но рвотные позывы продлились всего несколько секунд. Артур облизал пересохшие губы, прикрыл глаза. Очень хотелось пить, перед внутренним взором возникла бутылка с минералкой, потом ещё одна, и ещё... целые стеллажи до горизонта с бутылками с водой. В них искрились пузырьки – такие чудесные, манящие и будто бы живые.
Он отметил, что за всю свою жизнь ни разу не испытывал ни сильного голода, ни сильной жажды. Сколько себя помнил - на обеденном столе всегда были деликатесы. И воспринимал это как должное. Однажды, будучи ещё ребёнком, он увидел по телевизору экзотический фрукт, похожий на волосатую клубнику, со странным названием "рамбутан". Сказал всего лишь одно волшебное слово: "Хочу!" и уже к вечеру деликатес лежал перед ним на тарелке. Быть может, именно тогда он впервые испытал чувство превосходства над другими людьми, в полной мере осознал собственную значимость. Ведь именно ради его прихоти прислуга носилась по зимней Москве, разыскивая рамбутан, фрукт, который ему даже не понравился - откусил кусочек, поморщился и отодвинул тарелку. Мама ни в чём не отказывала. Голод и жажда казались чем-то из жизни маленьких людей, для которых слово "хочу" не являлось волшебным.
