– Не нужно, он еще слишком слаб, – отвечал я и обратился к полковнику. – Если можно, пусть полежит пока у вас в лазарете.
– У нас в лазарете, у нас, – уточнил Караваев, улыбаясь. – Теперь наша бригада такой же ваш дом, как и мой.
Я только молча наклонил голову.
– Ну, не смею вас больше задерживать – продолжал полковник, снова делаясь серьезным. – Завтра вам следует прибыть к построению: мы вас познакомим с бригадой и покажем ваш полк.
Я попрощался с полковником и попросил Калмыкова отвести меня к пострадавшему. Урядник проводил меня в лазарет, откозырял и ушел, мы остались с Ганцзалином вдвоем. Мой верный помощник лежал на кровати и смотрелся все еще неважно. Его желтая кожа несколько поблекла и потеряла свой привычный оттенок.
Глядя на него, я вспомнил, что Ганцзалин мой – большой модник и сердцеед, а поскольку на его родине белая кожа – прерогатива богатых людей, он не очень-то любил загорать.
По этой причине помощник мой, сколько мог, сопротивлялся нашей поездке в Персию – вот уж где от загара трудно скрыться. Я, правда, утешал его, говоря, что с его кожей можно хоть всю жизнь просидеть в подземелье – белее она не станет. Теперь выяснилось, что побелеть может даже Ганцзалин.
О возмутительной небрежности, едва не стоившей ему жизни, я решил пока не вспоминать, пусть прежде немного придет в себя. Сказал только, что спасло его пристрастие шахиншаха к фотографии и введенная им мода на фотографирование. Просто перст судьбы, что фотографический закрепитель является одновременно противоядием к цианиду.
– Понравился полковник? – спросил он.
Я пожал плечами.
– Он был настолько любезен, что позволил тебе полежать здесь до завтра.
– А вы, хозяин? – забеспокоился Ганцзалин.
– Ну, уж как-нибудь продержусь, я не дитя малое, – успокоил я его.
Ганцзалин некоторое время молчал, потом сказал сурово:
– С полковником надо осторожно.
– Почему? – полюбопытствовал я.
– Полковник – лисий хвост, – и добавил. – Глядит лисой, а пахнет волком.
Надо сказать, что Ганцзалин ярких образов не стесняется. Я бы не удивился, если бы он назвал лисьим хвостом русского императора или британскую королеву. Воспитывать его, конечно, уже бесполезно, да я и не пытаюсь.
– Значит, лисий хвост? – переспросил я. – А что навело тебя на столь экстравагантную мысль?
– Я говорил с поваром.
Я пожал плечами – повар этот по-русски двух слов связать не может, мало ли, что он там рассказывает о начальстве.
– Очень хитрый лисий хвост, – упрямо повторил Ганцзалин.
