В онкодиспансере ему вынесли смертный приговор. Придерживаясь принципа гуманности, честный и страшный ответ на главный вопрос доктор огласил Ромуальде с глазу на глаз:
«О госпитализации не может быть и речи. У него огромная язва рядом с язычной артерией. Лучевая терапия спровоцирует обширное кровотечение с летальным исходом. Проконсультируйтесь с химиотерапевтом, но я уверяю вас, вы получите такой же ответ. Ваш брат проживёт дольше, если его не трогать. Увы, это не последний раз. Скорее всего, во время очередного кровотечения он умрёт. И всё же, не торопитесь его хоронить. Нормальное состояние можно будет поддерживать какое-то время. Обращайтесь к семейному доктору».
У них были семейные тайны и семейные распри, но не было семейного доктора.
Обратная поездка на «раковой колеснице» казалась вечной. Вместо триумфа они везли поражение. Ромуальда боялась, что у Альгрида снова откроется кровотечение, и страшнее всего было то, по каким местам пролегала их дорога к дому. Сжимаясь от холода и пережитого стресса, она держала наготове уже заплёванный кровью целлофановый пакет и с опаской смотрела в окно. Там мелькали леса, поля, заброшенные жилища, то самое кладбище и серые полуразрушенные городишки. Она представляла, как самое страшное может произойти в одном из этих мест.
Погрязнув в драматической суете происходящего, она забыла о том, что в этот день у неё была запись на скрининг в том же онкодиспансере. Вспомнив о своей упущенной возможности, Ромуальда решительно отказалась от перспективы проходить тот же мучительный путь, который протоптали её отец и брат.
– Это всё тот…третий, которого я поглотил в утробе, – заговорил Альгрид, – в моём теле не только его зубы, но и его озлобленная душа. Он мстит мне за то, что я живу, а он не жил и дня. За то, что я стёр даже память о нём. Я хищник.
– Не говори чепухи! И без того тошно.
– Это вовсе не чепуха! То, что сейчас со мной происходит…оно живое, с разумом! Оно тактично меня изводит! Этот третий – та ещё паскуда!
– Мы все паскуды. За паскудство мы и платим такую цену.
Думая о паскудстве, Ромуальда возвращалась домой. Она знала, что её встретит восторженная Одри. Ей не хотелось отвечать любовью, которой не было на любовь, которой было в избытке. В свой ад она втянула существо, для которого там не было места. «Я спасу её от меня же», – решила она, подходя к входной двери своей квартиры. Но Одри исчезла. Собаки не было слышно. Собакой даже не пахло.
