Льюк снова наполнил бокалы. Выпив вино, Винслоу спросил:
- Из Резиденции ни о каких переменах не сообщали?
- Никаких перемен там случиться не может, - ответил ему Кристл.
Винслоу удивленно поднял брови.
- Никаких перемен там случиться не может, - повторил Кристл. - До самой смерти ректора. Надеяться не на что. Мы должны привыкнуть к этой мысли.
После его резкой, почти грубой реплики все замолчали. Через несколько секунд Кристл проговорил:
- Нам придется привыкнуть к тому, что он умирает. Иного исхода тут быть не может.
- И нам придется привыкнуть к тому, что он надеется скоро выздороветь, - добавил Джего. - Я сегодня был у него и должен сказать, что это мучительно.
- Я тоже у него был и тоже измучился, - подтвердил Кристл.
- Он убежден, что скоро поправится, - сказал Джего. - И это самое страшное.
- А вы решились бы его разубедить?
- В первый же день.
- Да, решительный вы человек, - с явным осуждением проговорил Винслоу.
- Я решительно уверен, что это необходимо.
- Господа, я думаю, что доктор Джего вряд ли прав. - Винслоу обвел взглядом присутствующих. - Мне кажется, что на месте леди Мюриэл я поступил бы в точности так же, как она. Я подумал бы: ему можно дать несколько счастливых дней или недель. А раз можно, то, конечно же, нужно: ведь никакого иного счастья в его жизни уже не будет, - вот как я бы решил. Разве это не верно? - Винслоу посмотрел сначала на Кристла - но он промолчал, - а потом на Брауна, и тот ответил:
- Я, признаться, об этом не думал.
- Разумеется, не верно, - вмешался Джего. - Вы присваиваете себе право, на которое никто не смеет претендовать. - Он говорил сейчас без всякой неловкости - естественно, спокойно и проникновенно. - Мы редко сталкиваемся с коренными вопросами бытия, но один из них - как встретить свою смерть - человек безусловно должен решать сам, и тут уж никто не вправе навязывать ему своих решений. Нельзя быть тактичным или добрым, когда речь заходит о смерти: в этом случае предельная честность - наш святой долг.
Теперь все взгляды были устремлены на Джего.
- Господин казначей, - продолжал между тем он, - мы редко сходимся во мнениях. И ни вы, ни я не были друзьями Ройса. Нам обоим это известно, и сейчас не время лицемерить. Но в одном, я думаю, у нас с вами не может быть разногласий. Мы оба всегда его уважали. А ведь он неизменно смотрел правде в глаза, какой бы горькой она ни была. И мы прекрасно знаем, что он не захотел бы прятаться от правды перед лицом собственной смерти.
