Далеко до любимой, никак до нее не дойти,
А до смерти — совсем неприметный остаток пути.
Образ милой далек, и густеет в сознании мгла,
О нешуточна страсть, но как шутка жестока и зла!
Так недолго любимую видел я, — в сердце моем
Отпечатался образ — и мучусь я с сердцем вдвоем.
Если скажут: «Влюбленный страдает», — отвечу тогда:
«Велика ли отрада, доставшаяся без труда?»
Если б не был рассудок вину драгоценному рад,
Для чего бы растить и в давильню свозить виноград?
О надежда пустая! Дождусь ли, свиданье, тебя?
Нет, что было — ушло; остается терзаться, любя.
Я обласкан, но я же ограблен жестокой рукой —
О, какою судьба награждает великой тоской!
О ночное светило, как часто сияло мне ты,
Ты не шло на ущерб, ты росло от ночной темноты!
А к исходу объятий — истома бывала легка,
Прикасание уст — как живая вода родника.
Но Захра упрекает меня: «Все стенанья к чему?
Только боль они сердцу чинят, и растраву — уму.
Для чего ты страдаешь, свой разум вконец иссуша,
Неужели к богатству твоя равнодушна душа?»
Я ответил ей с грустью: «Ты мысли мирские гони:
Неужели не знаешь, сколь горьки наставшие дни!»
Увлажнитесь, глаза, переполнись стенаньями, грудь,
Нет подруги со мною, ее мне уже не вернуть.
О, какие несчастья возможны еще впереди?
Сердце рвется на части, вмещаться не хочет в груди!
Красота и достоинство — где вы, исчезли куда?
Пред несчастьем подобным отступит любая беда!
Добродетель скорбит, безуспешно глаза иссуша, —
Ты пороков была лишена, о благая душа!
Облик милой, как солнце, пред мыслью влюбленной блистал —
Но сокрылся как солнце, едва только вечер настал.
Расцветал он, как вешняя ветка, соцветья раскрыв —
Но цветы оборвал беспощадного ветра порыв.
Смертный миг ее — страшный и непостигаемый миг:
Возвестили о нем — возрыдал и юнец, и старик.
Вот — могила ее, — запах все еще влажной земли —
Словно чистое облако ныне в земле погребли.
Заметает песок погребенного счастья следы —
Полно, это могила иль кладезь душистой воды?
Над могилою ветер скользит, и печально ему,
Что ветрам не дано проникать в подземельную тьму.
Бездождье в стране учиняло великий разор,
Но ливень пришел, и крыла над землей распростер,
Горячему ветру велел убираться долой,
Прислужнику черному гибели, засухи злой.
А северный ветер тем временем гнал облака,
На пашни — тяжелые капли ронял свысока,
А влага струилась в иссохшее лоно земли,
