Теперь никому не нужный:
светлел небесный простор.
Умчался редеющий сумрак —
стремительный конь вороной,
Рассвет вдали показался,
как дивный путник ночной.
Глаза мои напоил он
всей влагой соленых озер —
Слезами она зовется, —
но глаз он моих не отер.
Ударом кремня о кресало
он пламя любви запалил,
Я, может, его погасил бы,
но нет ни желанья, ни сил.
Любовь моя облачилась
в хламиду болезни злой —
Лохмотья прикрыть не в силах
бушующей страсти зной.
Меня рыдания душат,
рвется наружу плач,
Сверкающих молний взмахи —
свой меч обнажил палач.
Оставила ночь рассвету
обильную влагу рос,
В очах цветов ее капли —
моих жемчужины слез.
Млечный Путь опоясал небо
светлой лентой своих огней —
Одежда черная ночи
и белый кушак на ней.
Мерцает тот звездный пояс
в просветах средь облаков,
Сверкают в нем бриллианты,
украшая ночи покров.
А в небе влачится туча,
и мой наблюдает взор,
Как нитями струй вышивает
она на лугу узор.
Повеял утренний ветер,
колышет он бедра ив,
Качает зеленые пряди
прохладный его порыв.
Тростинок высокие шеи
склоняются, чтобы цветы
К их свежим устам поцелуем
приникли, нежны и чисты.
А туча, которая в небе
все дальше и дальше плыла,
Вся в огненных вспышках, похожа
на темную амбру была.
Веселый проказник ветер,
как будто в цветы влюблен,
Сорвал у них поцелуи,
и куда-то умчался он.
А в кронах дерев шумели
птицы — точно муллы,
Взойдя на мимбары, возносят
деяньям господним хвалы.
Едва я произнес слова стихов —
и тотчас мне откликнулась голубка,
Когда б не воркование ее,
не повторил бы этого поступка.
Я вместе с ней оплакивал себя
и горечь дней, ушедших безответно,
И страсть непозабытую свою,
уплывшую, как облако от ветра.
О многом плакал невозвратном я:
о юности, чей след слезой не смою,
О днях чудесных, лучезарных тех,
что проводил когда-то с Сулаймою.
Но с юностью прощание страшней
разлуки, отторгающей от милой:
И молодость ушла, а вслед за ней
и та, которой сердце не забыло.
Желанней ложа я еще не знал,
чем в ночь прощанья (если б знать ей цену!),
Не видел лика я светлей зари,
которая явилась ей на смену,
Дней и ночей, стремительнее тех,
которые я прожил в эту пору,
И жизни слаще, радостнее той…
Так горько мне, но места нет укору.
Ах, это время минуло, увы,
и только снится Сулаймы рука мне.
Воспоминания мне сердце жгут,
оно от горя стало тверже камня.
