Зубы ли, жемчуг блистательно белый?
Нежные взоры ли, острые стрелы?
Щеки румяные — розы, пионы,
Локоны черные — два скорпиона.
В гуле хулы голоса различаю:
«Раб ли девицы ты?» — «Да!» — отвечаю.
Снова спросили: «А как это было?» —
«Да на невольничьем рынке купила…»
«Был ли законный посредник при этом?» —
«Как же, конечно!» — не медлю с ответом.
«Были свидетели…» — я продолжаю,
Воображение их поражая.
«Как себя сам без борьбы и без спора
Ты униженью подверг и позору!»
Верно, униженный раб я, не скрою,
Только меня вы оставьте в покое.
Пусть я унижен, но не уничтожен,
Куплен я той, что души мне дороже,
Той, за которую жизнь положу я,
Душу отдам я свою — не чужую…
С просьбой я к ней обратился, — и сразу:
«В двух твоих просьбах не будет отказа».
«Щечки коснуться почел бы за счастье». —
«Лоб, и глаза, и уста в твоей власти!»
«Но сторожат завитки-скорпионы». —
«Ты испугался? О, что за влюбленный!»
«Глаз твоих стрелы — пред ними робею». —
«Трусости не замечала в тебе я».
О не судите меня слишком строго,
Все недостатки влюбленных — от бога.
Пусть виноват — снисхожденья достоин.
Легок был суд, справедлив и спокоен.
Есть приговор… Но, друзья по недугу,
Кубок пустите, пустите по кругу!
Свою порадуй страсть горючими слезами.
Не говори слезам: «Как я измучен вами!»
В слезах не утонул, но высох я от плача,
Бесплотен стал почти, я стал почти прозрачен.
Ты далека — и прочь мои смывают слезы
Потоками дождя бессонницы и грезы.
О как горька слеза воспоминаний сладких…
О стойкий аромат, о мускус мигов кратких!
Я не страдаю, нет, совсем не в этом дело:
Страдать моя душа ответно не умела!
Я клял любовь свою, раскаялся я ныне:
О господи, прости мне тяжкий грех унынья…
На цвет небес вечерних взглянуть необходимо:
Так выглядит влюбленный, что разлучен с любимой.
И солнце будто медлит, застыв неподалеку, —
Глядит с живым участьем, рукой подперло щеку.
Оно на гладь залива тень красную бросает —
Любви смущенной робость и плач соединяет.
И вот оно упало, как кубок в час вечерний,
Что выронил из пальцев неловкий виночерпий.
Как мне быть, коль мой соперник — повелитель мой:
Белая луна, что светит над тщетой земной,
Мне стеречь она велела звезды в тьме ночной.
Звезды… Сладостные муки причиняют мне.
А она — как меч блестящий, как стальной клинок,
Как газель — стройна, пуглива в чуткой тишине,
Взор ее проникновенный томен и глубок.
К ней одной стремится сердце, ею грудь полна,
