…Катя тогда только что пришла к нам на кран, закончив курсы крановщиков в порту. Быстро уставала, сидя за рычагами. Нервничала и потому ошибалась чаще, даже плакала. Не только всем нашим, но и мне самому казалось временами, что работа крановщика — не по силам Кате, надо ей искать работу полегче. И только один Игнат терпеливо и настойчиво продолжал постоянно помогать ей.
И вот однажды Катя чрезмерно резко сбросила на землю десятитонный пакет бревен: грузовой трос, отпрыгнув, соскочил с концевого блока стрелы. Надо было подняться на тридцатиметровую стрелу, по узенькому трапу добраться до конца ее, снова завести трос в канавку блока. Команда собралась на кране. Катя плакала от усталости и страха. Игнат, не раздумывая, полез вместо нее на стрелу. И когда возвращался уже вниз, Катя, не утерпев, снова начала работать. Я успел только заметить, как странно вдруг переломилось тело Игната, бессильно припавшего к трапу стрелы.
Протянув к рычагу руку через голову Кати, я выбросил пар, полез на стрелу.
— Ноги мне грузовой трос погладил… — с трудом выговорил Игнат, пытаясь улыбнуться побелевшими губами; на обеих его брючинах проступали пятна крови.
Я помог Игнату спуститься на кран, задрал брючины; стальной трос, туго сжавшись, сильно ободрал обе его икры.
— Игнаша теперь — в больницу на пару неделек, а бюллетень, Соколова, за твой счет ему на хобот! — сказал Енин.
Достав из аптечки все необходимое, я промыл ноги Игната, забинтовал.
— Таким фифочкам надо в детсаду кантоваться! — фыркнула Санька, глядя на Катю.
Но и после этого отношение Игната к Кате не изменилось. В больницу он не пошел, продолжал работать. И как-то через месяц или два, работая в ночь, я увидел их силуэты: Игнат и Катя, тесно прижавшись, сидели на корме понтона…
Эх, Игнат, дружище!..
Надел на него белую рубашку, дорогой костюм, аккуратно повязал галстук. Костюм мы покупали вместе: Игнат сказал тогда, что всего второй раз в жизни делает такую покупку…
— Документы я взяла, — сказала, входя, Алла Викторовна. — А вот цветов нам уже не достать!..
На кладбище собралось человек двадцать. Мы поставили гроб рядом со свежевырытой могилой, открыли его. Катя плакала, встав на колени, целуя Игната… По-прежнему шел дождь, на кладбище было очень тихо, только изредка могуче и басовито шумели столетние ели. Мы стояли вокруг могилы, сняв шапки…
Сказал прощальное слово Мирошников… Потом Алла Викторовна… Потом я, еще кто-то… Зачитали телеграмму от месткома порта.
