— А Радев — там! — быстро сказала женщина, виновато глядя на старшего лейтенанта.
— Какой Радев?
— Муж Антонии… то есть, убитой…
Ралчев невольно нахмурился.
— Мы же просили вас никого не впускать в квартиру!
— Как же я его не впущу? — обиженно произнесла женщина. — Он ведь домой пришел.
Ралчев вопросительно посмотрел на оперативника.
— Я застал его уже внутри, товарищ Ралчев, — виновато сказал тот. — Предупредил, чтобы ничего не трогал…
На площадке стало многолюдно. Доктор Давидов, в модном пиджаке, тонкий и гибкий, как танцовщик, враждебно смотрел на раскрытую дверь. Дактилограф Спасов уже осматривал дверную ручку. Лишь фотограф равнодушно жевал яблоко, будто находился не здесь, а на каком-то незначительном футбольном матче.
— Давайте войдем! — неуверенно предложил Ралчев.
Но как только он вошел в прохладную прихожую, чувство неуверенности исчезло: в конце концов он никогда никого не подводил, работа не пугала его. Муж убитой сидел в холле на узком старинном стуле с прямой спинкой. Он, казалось, не заметил вошедших, по крайней мере, позы не изменил. Ралчев внимательно посмотрел на него. Как и начальник, Ралчев верил первому впечатлению, всячески старался закрепить его в своем сознании. Мужчине было лет под шестьдесят, он был несколько рыхлым, с поредевшими волосами. Весь его вид говорил о безутешной скорби, граничащей с полным отчаянием. Наконец он посмотрел на вошедших влажными глазами, открыл было рот, как бы собираясь что-то сказать, но так ничего и не сказал. «Прошу вас, оставьте меня в покое и ни о чем не спрашивайте», — умоляло все его существо. Ралчев на мгновение заколебался.
— Вы видели свою жену?
— Видел, — глухо ответил мужчина.
— Что-нибудь произвело на вас особое впечатление?
Радев ничего не ответил, его голова опускалась все ниже и ниже. Было бесполезно расспрашивать его дальше. Они вошли в спальню убитой. Несмотря на выражение ужаса, застывшее на ее лице, это было лицо красивой женщины лет сорока пяти, холеной и явно молодящейся. О том, что она тщательно следила за собой, свидетельствовали и уложенные в сложную прическу волосы, почти не пострадавшую от совершенного насилия. Когда Давидов откинул одеяло, Ралчев увидел на женщине элегантный весенний костюм, сшитый, вероятно, у дорогой портнихи. Все это никак не вязалось с внешностью ее мужа, который по-прежнему сидел на старинном стуле в холле, сокрушенный скорбью. Он был слишком старым, слишком невзрачным, слишком неподходящим мужчиной для такой красивой модной женщины. Не в этом ли ключ к разгадке? Но Ралчев быстро отогнал эту мысль. Нельзя позволять себе спешить с выводами, спешка всегда подводит.
