— Чтоб вам пусто было!.. Такая трава выросла в нынешнем году, а вы все никак не наедитесь… Рый, ха! — цыкнул он на свою отару.
— Держите! Овцы! Тут, внизу! — крикнули мы и помчались в буковый лес, который представлялся нам нагромождением огромных скал. А, возможно, это и в самом деле были скалы, и только в тумане они казались лесом.
Как только мы подбежали шагов на десять к этому загадочному месту, раздался, вырвавшись из многих глоток, турецкий боевой клич: «Вурун!» /Бей!/, в воздухе засвистели пули… «Тутун! Басын!» /Держи! Бей!/ — ревели «безобидные пастухи», а пули врезались в траву у наших ног. Товарищи, шедшие поблизости от меня, — помнится, их было пятеро или шестеро, — согнулись и рухнули на землю, как подкошенные колосья на ниве! Несколько глухих стонов: «Ох, матушка!» — и все…
Я не знаю ни численности карательного отряда, ни истории его появления в этих местах, не могу даже назвать имен и количества павших повстанцев. Пусть обо всем этом поведает беспощадный туман. Мы разбежались кто куда, рассеялись во мгле, как перепелки… За спиной у нас остались наши верные товарищи, с которыми мы всего несколько минут назад делили горе и радость, мечты и надежды! Теперь они обливались кровью, ожидая в последние минуты жизни, что враг ринется и изрубит их ятаганами… Выстрелы все гремели в тумане. Еще ужаснее было, что мы потеряли след наших обессилевших товарищей — тех, которые отстали от нас, когда мы спускались к реке. Неожиданно услышав стрельбу, они, вероятно, повернули назад, а значит, мы навсегда утратили их.
Ах, этот туман! Он обрекал нас на гибель, он был опаснее башибузукских пуль, он мешал нам отправиться в поиски друзей, отдать последний долг павшим… Совсем иначе чувствовал себя неприятель. Он знал местность, как свой дом.
Мы бежали, обгоняя друг друга, сами не зная куда, неуверенные, что не напоремся на засаду. Бежали, не придерживаясь определенного направления, не зная даже, на восток мы устремились или на запад. В этом тумане вражеский штык мог вонзиться тебе в глаз раньше, чем ты успеешь его увидеть. Не мудрено, что ноги бегущих влекли их туда, куда бежать отнюдь не следовало.
Отступая, мы добрались до края другого обрыва. Нас было человек двадцать. Мы остановились и залегли за буковым валежником, ожидая дальнейших атак противника. Прошло десять минут, двадцать минут… Никто не появился — ни отставшие бойцы, ни башибузуки. Одни предполагали, что наши товарищи перебиты, другие говорили, что они, скорее всего, рассеялись по той долине, в которую мы спускались два дня: третьи, раздумывая о тех таинственных людях, которые в нас стреляли, стали подозревать, не был ли это какой-нибудь болгарский отряд, возможно, даже наши заблудившиеся товарищи, которые не узнали нас в тумане?
