— Возвращайтесь домой и объясните своим односельчанам, что к мирным мусульманам мы относимся хорошо, с братской любовью, — говорил Бенковский пленникам. — Скажите им, что мы отнюдь не собираемся нападать на бедных, угнетенных крестьян, все равно — болгары они или турки. Мы восстали не против мусульманства вообще, а против кровопийц, угнетающих оба народа, и болгар и турок.
—
К Панагюриште мы подошли часов в двенадцать вечера по турецкому времени. Наш отряд, численностью почти в двести человек, двигался в таком порядке: впереди, на расстоянии ста-полутораста шагов от отряда, шел авангард из восьми человек; за авангардом ехал верхом наш крестоносец, отец Неделю, с высоко поднятым над головой позолоченным крестом; за ним шествовал знаменосец Крайчо в сопровождении нескольких песенников, распевавших повстанческие песни, а Бенковский с саблей наголо ехал поодаль.
Вид у него был величественный. В шапке набекрень, с закрученными усами, верхом на коне, который играл и рисовался чуть ли не больше всадника, въезжал Бенковский в Панагюриште, и лицо у него было не радостное, но и не озабоченное. Словом, он казался человеком, достойным приказывать и управлять. Отряд следовал за ним в строю по два.
Первым вышел встретить нас у окопов комендант города Соколов, приказавший своему отряду отдать нам честь по-военному; за ним шли горожане, мужчины и женщины, радуясь и ликуя, словно дело наше было уже завершено. Комендант Соколов, как человек бывалый, почтительно вытянулся перед воеводой и рапортовал ему о положении в городе; по крайней мере нам казалось, что он говорит что-то в этом роде. Панагюрцы показывали на нас пальцами и удивлялись, как это нам так быстро удалось свершить столь великие дела! С песнями и криками «да здравствует!» въехали мы в город и остановились у главного мужского училища. Сегодня панагюрцы ликовали еще больше, чем в первый день.
—
Все школы в Панагюриште были превращены в повстанческие казармы. Во дворе главного мужского училища, где расположился наш отряд, горели костры, а над ними кипели котлы со всякой снедью. Многие старые и молодые женщины бросили свою домашнюю работу, чтобы послужить общему делу. Бойцы остались ночевать в училище, а Бенковский со своим штабом отправился в дом Пенчо Хаджилукова, где заседал военный совет. Огромный двор этого торговца скотом был набит женщинами, которые лили пули и крутили бумажные патроны. Здесь же лежали груды онуч, обор, постол и прочего повстанческого обмундирования, которым ведали специально определенные для этого выделенные люди. Над домом развевалось громадное панапорское знамя, прибитое к длинному шесту.
