Жители турецких поселков полагали, что они все еще пользуются высоким покровительством султана. Я хочу этим сказать, что они пока ничего не знали о восстании и спокойно продолжали работать в поле. У калугеровцев были с ними старые счеты, но свести их они собирались лишь после того, как перевезут свои семьи в горы.
Завидев на полях наш отряд и красное знамя, турки сначала пристально всматривались в нас, чтобы узнать, надеты ли на нас черные шапки, а убедившись в этом, бросились бежать к поселку, расположенному поблизости. Некоторым удалось запрячь волов, другие просто погнали их впереди себя, прочие и этого не успели сделать. Вскоре на полях не осталось ни живой души, зато окрестные холмы были усеяны мужчинами и женщинами, бежавшими к поселку. Немного погодя там поднялся ужасающий шум. Наш отряд, рассыпавшийся по полям, вероятно, казался жителям чуть ли не целой армией. Турчанки визжали тонкими голосами: «Ой, мама! За нами гонятся!», а собаки скучились в одном месте. Паника возросла, когда мы начали стрелять по туркам, убегавшим от нас с быстротою серн.
В поселке грянуло два пистолетных выстрела — знак правоверным собраться и приготовиться к обороне. Все жители от мала до велика побежали к белокаменному зданию мечети и заперлись в ней: из узких окон высунулись ружейные стволы, а мулла поднялся на минарет и жалобным голосом стал призывать благодать аллаха на свою паству. Наши ребята ползком добрались до сельских плетней и оттуда принялись стрелять по мечети из карабинов.
Но и турки не сидели сложа руки. Быстро приблизиться к мечети нам так и не удалось. Пришлось бы не менее трех дней осаждать поселок, чтобы войти в него. Задерживаться не имело смысла — игра не стоила свеч. Поэтому мы сняли осаду и направились к Елшице, после того как подожгли несколько домов и взяли в плен двух турок.
На поднимающейся над самой Елшицей высокой горной вершине, с которой открывался вид почти на весь Татар-Пазарджикский край, мы остановились у дороги в Татар-Пазарджик, чтобы отдохнуть и поесть после двадцатичасового похода.
Мы с Бенковским вернулись назад к караульным, которые расположились в некотором отдалении и сторожили наших двух пленников. Мы собирались освободить турок, наказав им заверить своих односельчан в наших добрых намерениях. Караульные обедали, сидя у студеного ключа. Они разрезали на небольшие ломтики единственную свою пищу, сало, и, верные славянскому гостеприимству, подали по кусочку старикам мусульманам. Те с величайшим отвращением поднесли к губам эту «скверность». Когда мы приблизились, турки, опасаясь нашего гнева, принялись усердно двигать челюстями, делая вид, что жуют, но Бенковский позволил им отказаться от сала, а грубых караульных выругал за недостойное поведение.
