Все это было трагично. В нашем отряде не оказалось человека, который удержался бы от слез. Я видел, как плакал Бенковский, тот самый Бенковский, который родился мятежником, для кого не было ничего святого, кроме свободы болгарского народа. Воевода повернул коня в сторону, чтобы скрыть свою слабость; проливать слезы — это казалось ему недостойным повстанца и воеводы.
— Спросите, от кого они бегут и куда? — приказал он.
Знаменосец Крайчо и я подъехали к беженцам и задали им эти вопросы.
— Бежим от неволи, господин, и от врагов наших, турок; едем в лес искать свободы… — отвечали беженцы.
Кто мог остаться равнодушным и не растрогаться, услышав эти слова простодушных крестьян? Впоследствии, когда уже наши города и села были полностью разрушены и опустошены, бегство нескольких деревень в леса не произвело бы такого впечатления. Но в ту весну все было иначе. Тогда человека приводило в умиление и вдохновляло на подвиг то обстоятельство, что крестьяне, мирные, ни в чем не повинные земледельцы, покинули родную деревню, свой милый отчий дом и ушли в неизвестность, в лесные дебри, обрекая себя на скитания и лишения в сырых и холодных ущельях, под открытым небом, только ради одного — сбросить с плеч тяжкое бремя рабства.
Холопы и лизоблюды тиранов, которые считают шпионов ангелами, а жандармов — святыми и мерят судьбы народов аршином своего кровожадного государя, скажут, что крестьян сбили с правильного пути какие-то недруги. Не слушайте этих людей! Они — лицемеры и заклятые враги всем тем, кто стремится жить независимо по своей воле. Они сыплют словами «бог», «христианство», «вера»; но вы бегите от них, ибо тот, кто им служит, — величайший подлец.
— Боже! Даруй мне силы и не оставь меня… Помоги мне в святом деле, помоги вырвать народ из железных ногтей тирана! — воскликнул Бенковский, и слезы его покатились градом…
Все молчали: никто не смел нарушить тишину, понимая, что настала торжественная минута и наш предводитель обуреваем священным воодушевлением. Наконец Бенковский обернулся к собравшимся крестьянам и произнес огненную речь. Они, сняв шапки, принялись креститься, как в церкви во время обедни, и многие становились на колени, словно перед ними стоял Христос. Речь воеводы пришлась им по душе — он сумел затронуть в них самые чувствительные струны.
Мы дали необходимые указания крестьянам и направились в село Калугерово, чтобы поднять все окрестные болгарские селения и напасть на турецкие поселки. Вскоре нам повстречался отряд, ехавший с красным знаменем. То были жители Калугерова, только мужчины, тоже двинувшиеся на Еледжик. Из этого отряда мы взяли с собой нескольких повстанцев.
