— Берите револьверы! — крикнул Икономов, и все мы, вскочив на ноги, побежали к воротам навстречу комиссарам.
— Что случилось? Что с вами? Почему пришло столько народа? — спрашивали мы в один голос. — Может быть, нас выдали?
— Нет, не то… Но дело уже сделано… — ответили комиссары, немного помолчав.
— Не мучьте меня! Говорите скорей, — громко крикнул Бенковский.
Комиссары, виновато переглядываясь молчали, и на лицах их по-разному отражалась тревога — кто бледнел, кто краснел. Было ясно, что пришли они действительно неспроста. Мы решили, что кто-то нас выдал.
— Вот уже три часа, как в Копривштице гремят выстрелы, — отозвался, наконец, один из них.
— Восстание началось, — проговорил Павел Бобе-ков взволнованным голосом.
— Кто это видел?.. Говорите же, братья, если вы истинные болгары! — кричали апостолы.
— Мы принесли письмо от Каблешкова, подписанное кровью, — ответил кто-то из комиссаров.
Крупные слезы полились из глаз повстанцев: все в один голос воскликнули: «Восстание! К оружию!». Бенковский бросился к Бобекову — тому, кто первый произнес слово «восстание», — поцеловал его в губы и, не говоря ни слова, — чего он был и не в силах сделать, — бросился обнимать своих товарищей, также заливавшихся слезами… Торжественная минута! Панагюрские комиссары смотрели на нас с благоговейным страхом — никто и пошевельнуться не смел: все молчали! Многое можно было бы сказать, но перед обуревавшими нас чувствами отступили и благоразумие и дерзновение.
Я не в состоянии передать все величие этой сцены.
— Письмо Каблешкова! Скорее письмо! — кричали мы в один голос, стараясь выхватить у комиссаров письмо.
Оно досталось Волову, но руки его дрожали, и он был не в силах распечатать конверт. И кон омов отобрал у него письмо и начал было читать, но как только произнес обращение: «Дорогие братья!», язык у него стал заплетаться, и нельзя было разобрать ни слова.
Наконец Бенковский громким голосом прочел письмо. В нем было написано:
«Братья!
Вчера к нам в село явился из Пловдива Неджиб-ага и сделал попытку арестовать нескольких человек, в том числе меня. Зная о вашем решении, вынесенном на собрании в Обориште, я созвал группу повстанцев, мы вооружились и, напав на конак[12], убили мюдюра[13] и нескольких жандармов… Сейчас, когда я пишу это письмо, перед конаком развевается знамя, гремят выстрелы, которым вторит звон церковных колоколов, и отважные повстанцы обнимают друг друга на улицах!.. Если вы, братья, истинные патриоты и апостолы свободы, последуйте нашему примеру в Панагюриште…
