Этого только и ждал Георгий Икономов, известный среди своих товарищей певец и прославленный актер, так прекрасно сыгравший роль Желю в пьесе «Потерянная Станка»[11], что русенская молодежь приходила в восторг. Он откашлялся, оперся на свое ружье и запел:
Лес ты, мой, лес ты зеленый,
Вода ты, вода студена…
Депутаты и апостолы, окружив певца, стали ему подпевать, сначала тихонько, потом во весь голос, — песню знали все. Так возник целый хор в полтораста голосов! В тишине ночи звуки гайдуцкой песни отдавались двойным и тройным эхом от неприступных круч, вздымавшихся над Обориште, и громом раскатывались по лесу. Но вот песня кончилась, грянули выстрелы трех-четырех кремневок, и громкое «Да здравствует!» вырвалось из каждой груди. Ну, как после этого не стать бунтарем!
Затем Икономов спел вместе с другими апостолами несколько новых повстанческих песен, и для слушателей они были как манна небесная. Особенно им понравилась новая песня Стамболова:
… Паши, чорбаджии,
Судьи и жандармы,
Мерзкие султаны
Кровь твою пьют —
Ха! Ха! Ха!..
Когда Икономов кончил, его окружило человек двадцать, и все стали осаждать его просьбами записать им эту чудесную песню. Вот как провели мы первую ночь в Обориште.
В десять часов утра, когда лучи солнца еще не проникли в ущелье, депутатам предложили подойти к столу — пора было открывать собрание. Все во главе с апостолами попарно выстроились в очередь, спиралью окружавшую стол. Двое уполномоченных снова проверили депутатские мандаты — нельзя было допустить, чтобы в нашу среду вкрался шпион. Прежде чем открыть собрание, решили, по предложению Волова, отслужить водосвятие или молебен, чтобы испросить божьего благословения нашей работе. Поп Грую, окруженный священниками в церковных облачениях, с крестами и евангелиями в руках, не медля выступил из толпы депутатов с гордым и величественным видом. Он хотел было вынуть и свою широкую саблю — в дополнение к кресту, — но понял, что это затруднительно, ведь в руках ему приходилось держать открытый требник. Остальные священники были у него под командой; он вел себя если не как болгарский экзарх, то уж во всяком случае как архиерей.
Как только выступили на сцену крест и евангелие — эти символы христианской веры, Бенковский и другие апостолы опустили сабли до земли и наклонили головы в знак благоговения и уважения к церковной службе. Как мне известно, среди апостолов не было верующих людей, но готов засвидетельствовать, что в этом случае они благоговели чистосердечно, без всякого лицемерия и фарисейства.
