Близилась полночь, и никаких дел нельзя было начинать, пока не наступит день. Вокруг апостолов и других представителей интеллигенции толпились остальные, чтобы посмотреть на своих будущих освободителей. Громче всех звучал голос Бенковского. Его дорогое оружие и внушительный вид привлекали к нему все взоры. Разговор вертелся вокруг слабости Турции, — говорили, что турецкие солдаты ходят босиком, рассказывали о их поражении в Герцеговине и о других подобных событиях. Все это производило на депутатов огромное впечатление. Стоило одному критику турецкой военной мощи умолкнуть, как другой брал слово и с жаром рассказывал о сражениях отряда Хаджи Димитра[10], уловках Левского, опасениях теперешнего турецкого правительства и всех турок вообще и заключал свою речь выражением полной уверенности в том, что мы победим очень быстро.
— Аминь! — отзывались на это слушатели, глядя с восхищением на оратора.
— Наши братья, апостолы первого округа, получили письмо от генерала Киселского, болгарина на русской службе; он хочет заключить союз с апостолами, чтобы вместе идти на общего врага, — прибавил Георгий Икономов.
— Сколько таких генералов еще явится! Но нам надо хорошенько подумать прежде, чем их принимать, — заметил Бенковский, который, видимо, не питал особых симпатий к генералам. — Мы должны прежде всего надеяться на наши курки, а генералов-авантюристов осаживать. Возможно, мы будем принимать к себе на службу военных специалистов и платить им жалованье, но превозносить их не станем, — добавил он.
И все это — боже мой! — говорилось серьезно, и все были уверены, что наше дело правое и мы победим! Я убежден, что в этом не усомнился бы и любой современный скептик.
Да, восстание наше было неблагоразумным начинанием. Отличать добро от зла, полезное от вредного, разумное от неразумного можно только, сохраняя полное спокойствие духа. Когда же чувства и воля к действию возбуждены, здравый рассудок слабеет и подчиняется доминирующим чувствам. Только напыщенный полководец, вынужденный сражаться против своей воли, способен обдумывать, как ему остаться в живых, чтобы получить награды и пенсию, способен рассчитывать и рассуждать; а народы, которые жаждут освобождения, чей образ действий предначертан самой историей, сделались бы исключением из общего правила, если бы принялись рассчитывать да прикидывать…
В эту торжественную ночь не спалось никому — ведь мы были тогда гражданами независимой державы, где законы писали соколы, где не было ни турецкого жандарма, ни коварного фанариота, ни кровопийцы-богача. Несколько любителей патриотических песен спросило, не возьмется ли кто-нибудь повеселить собрание повстанческой походной песней.
