Обнажив головы, депутаты недвижно стояли с зажженными посреди бела дня свечами в нескольких шагах от священников. Наступила мертвая тишина; только громовый голос попа Грую рокотал в буковой чаще. Поп Грую читал, что в голову приходило; так, если в молитве были слова «врази наши», он громким голосом прибавлял от себя: «Да расточатся врази наши, неверные агаряне». Особенно своеобразно звучал в его устах «Символ веры», мастерски «исправленный», впрочем не самим попом Грую, а каким-то другим, более талантливым человеком. Помню только, что он начинался так: «Верую во единого хэша балканского, яко он есть мой бог и спаситель». К сожалению, у меня не осталось копии этой «молитвы», и, как я ни старался ее достать, мне это не удалось. Просил я и самого попа Грую продиктовать мне «Символ веры», но он сказал, что позабыл его. Это «Верую» так понравилось депутатам, что многим захотелось выучить его наизусть.
Остальные священники, служившие вместе с попом Грую и стоявшие сзади него, услышав, как их «духовный начальник» провозглашает «… врази наши, агаряне», принялись заглядывать ему через плечо, желая своими глазами удостовериться, что в требнике так и написано.
— Такого требника вы еще не читали, — сказал поп Грую своим собратьям надменным и строгим тоном.
Когда началось чтение евангелия, апостолы положили по земному поклону, и все последовали их примеру. Дослужив молебен, поп Грую закрыл требник и, выхватив свои револьверы, выстрелил в воздух. Это был знак, что служба кончилась и пора открывать собрание.
Бенковский предоставил это Волову, и тот коротко изложил во вступительном слове задачи собрания и вопросы, подлежащие рассмотрению.
— Прежде чем начать работу, — сказал Волов, — предлагаю апостолам и депутатам поклясться в верности нашему отечеству.
Предложение Волова было принято единогласно. Депутаты и священники снова встали и заняли свои прежние места. Апостолы присягали поодиночке, прижав дуло револьвера к груди. Каждый сказал несколько слов, подходящих к случаю.
—
Так, и апостолы и депутаты поклялись верно служить отечеству. После присяги все заняли свои места. Караджов и Н. П. Стоянов, обмакнув перья в чернила, держали их наготове, но Бенковский сбил с толку писарей, заявив, что лучше не писать никаких протоколов, ибо там, где соблюдается много формальностей, дело не делается. И все-таки пришлось многое записать. Прежде всего просмотрели статистические сведения, о каждом селении отдельно, и переписали их в особую тетрадь. В этом намного помогло бессмертное сочинение Ст. Захариева, уроженца Татар-Пазарджика, «Описание Татар-Пазарджикского уезда». Согласно этим статистическим данным, число повстанцев IV округа доходило до семидесяти трех тысяч пятисот тридцати двух человек.
