Решили постучать в дверь большого дома — проводник был почти уверен, что это поповский; к тому же здесь еще горела свеча. Но открылась не дверь, а оконце в верхнем этаже. Оттуда выглянула чья-то голова, и нас спросили, кто мы такие и кого ищем. Наш ответ был неполным, что вызвало у хозяина дома какие-то подозрения.
— Погасите свечу и подайте карабин, — сказал он своим домочадцам, притворив окошко.
Мы немедленно отступили к плетню, иначе говоря, покинули это негостеприимное место, опасаясь, как бы бестолковый хозяин не пустил нам пулю в спину, и зашагали прочь, а «деревенская стража» провожала нас лаем, раздававшимся из дворов по обеим сторонам улицы. В то время, когда ходили тревожные слухи, что не нынче-завтра турки нападут на болгар, что на пасху или на Юрьев день поднимется знамя восстания, весь болгарский народ был начеку; взведя курок своего старенького ружья, хозяин дома вряд ли стал бы раздумывать, выстрелить или нет.
Мы остановились у больших ворот другого двора, под двумя ветвистыми ракитами, и пока раздумывали над тем, те ли это ворота, которые нам нужны, со двора послышался незнакомый женский голос: «Здесь!». Кто-то приоткрыл ворота и, когда мы вошли во двор, захлопнул их за нами. Молодой привратник в серой накидке оказался не каким-нибудь усатым молодцом, а восемнадцатилетней дочкою попа Грую, с вечера поджидавшей у ворот знатного гостя — Бенковского, о приходе которого ей уже сообщили.
По словам матушки попадьи и некоторых других лиц, отважная девушка забросила все свои девичьи дела с тех пор, как этой зимой сюда стали приходить апостолы. Целыми днями она делала бумажные фишеки[8] для своего отца, а ночью сторожила во дворе и впускала апостолов и других посланцев, часто навещавших попа Грую. Вот почему она отворила нам ворота прежде, чем мы успели постучаться.
Во дворе два разномастных пса встали на задние лапы, готовые вцепиться нам в горло, но предусмотрительная девушка еще с вечера посадила их на цепь.
Мы вошли в дом. Здесь никого не было, кроме матушки попадьи, которая чинила одежду у очага. Сам поп Грую ушел вместе с Бенковским в окрестные деревни. Попадья, конечно, не знала намерений Бенковского, но муж ее говорил, что вернется вечером, и она надеялась, что оба они скоро придут.
Стали говорить о том о сем, но я клевал носом у огня — ведь уже несколько дней подряд я шагал по дорогам и постоянно недосыпал. Как только псы принимались лаять, поповна выбегала во двор, чтобы открыть ворота гостям, но всякий раз возвращалась одна.
