Перед каждым стояло большое медное блюдо, деревянная миска или медный противень, заваленные порохом, пулями, бумагой и другими принадлежностями для изготовления патронов, — крестьяне устроили своего рода «посиделки» и, запершись на замок, делали патроны. В одном углу к стене было прислонено десятка два ружей, а у очага стоял станок, на котором хозяин дома, дядя Рангел, чинил испорченные ружья — на это он был мастер. Словом, работа кипела. Уж если в селе Сотире, куда еще не ступала нога апостола, подготовка к восстанию велась так деятельно, то можно себе представить, что происходило в более крупных, чисто болгарских селениях, где Бенковский и Волов проводили по несколько дней.
Я, разумеется, был обязан подлить масла в огонь, и такими темными красками описал бедствия болгарского народа, на которые он обречет себя, если не восстанет в назначенный срок, что в тот же вечер несколько человек решило занять денег на любых условиях в Пловдиве и купить ружья лучшего качества.
— Такие люди, как вы, Драган, конечно известны русскому царю? — спросил один из присутствующих спустя несколько часов, когда мы уже коротко познакомились и убедились, что все мы — болгары-патриоты.
— И спрашивать незачем, — отозвался другой с таким видом, словно он сам не раз виделся с русским царем.
Всю ночь напролет эти добрые люди не расставались со мной и слушали меня, но учреждение тайного общества пришлось отложить, так как отсутствовали некоторые люди, сочувствующие делу, и в том числе сельский священник.
Рано утром священник пришел. Он был из тех священнослужителей, которые охотнее занимаются чисткой своего оружия, чем чтением требника. Наряду со священником, важную роль на собрании играл учитель. Организация общества прошла гладко. Члены его обязались всеми силами содействовать его успешным действиям и принесли присягу в верности своему народу. Общество возглавили священник Тодор Георгиев и учитель Еню Йотов.
В предобеденный час мы отправились в село Дядо-во по каменистой тропке: батюшка на осле, а я — по-апостольски, пешком. Трудный это был путь. Мои башмаки, с которыми я еще не решался расстаться, хотя плелся в них по камням, словно в кандалах, ободрались и стали белыми, как липовая кора.
На половине пути между Сотиром и Дядовым, в укромном месте над рекой, мы нашли на пашне Григора и его брата: они корчевали пни, чтобы пережечь их на уголь. Обменявшись с ними словами «здравствуйте», «добро пожаловать», «как живете, что поделываете» и тому подобными приветствиями, мой проводник отец Тодор перешел прямо к делу.
