Два матроса-«жоржика» Алексей Самушкин и Иван Ведерников, фигурирующие в спектакле под прозвищами Анатоль-Эдуард и Жан Вальжан, действуют в первой половине. В поисках развлечений они завалились в публичный дом, где пьянствуют, предаются разврату, дерутся с иностранцем, напрочь забыв о мировой империалистической угрозе. В конце концов их задержал патруль и они загремели под трибунал.
Эти два непутёвых морячка совершенно одинаковы, у них даже речь одинаковая — сильно исковерканная, они же одесситы. При чтении это выглядит удручающе. Вот краснофлотцы пришли на берег и видят стоящую там женщину.
«Второй встаёт и, изгибаясь, тихо подходит к женщине. Можжьна с вами поиметь знакомство?
Первый грубо и властно оттирает второго и торжественно-светски «вкручивает». Объясныть, допустым, вам про положение на моррэ и за ымпериялыстов. Дело у том, чьто ымперьялысты угрожжают вамм лычьно с моря. (Пауза.) Ви знайте, на гранныцэ чювствуется явная грозза и вашшя жжизьнь у роковой опасносты. Но ми, моряки, готови у в бой и ми спасём вашу юную жизьнь — етот роскошьный цвэтгочик.
Второй. Ми с дэтства на морре. Ми в 17-м году! Ми победители белих адмиралов! И все изучыли (улыбаясь сахарно), как спасать юные нежьные цвэтточьки.
Первый, полагая, что вступлений хватит, переходит к делу. А позвольте вас познакомить, чьтоб к сучеству вопроса пэрейты. — Мой лучьший друг, мычьман Красного флоту (подумав чуть, выпаливает) Жян Вальжян! (Жест в сторону друга — двигай, мол, Вася!)
Второй. Позвольте теперь вас познакомыть — тожьже мой лучьший друг, лейтенант Красного флоту (вдохновенно) — Едуард-Анатоль!»>{3}.
Причём морячки не кривляются, не валяют дурака, умышленно коверкая слова. Они так разговаривают всегда и со всеми. Можно сказать, у гробовой доски и то:
«Ж. Вальжан. Товарищи же, братики! Пустыте меня у чысле десяти… Я кровью смою… Живой не вэрнусь. Вот — вэсь перед вами. (Сорвал фуражку с головы.)
Молчание всех.
Ан. — Эдуард дерзко. Молчите? За товарища нэ можэ-те заступица?..»>{4}
Поблажек не будет, слишком много прегрешений на совести гуляк. Конвой их уводит, а однополчане продолжают готовиться к последнему решительному.
Помимо Гарина и Ильинского, в этом спектакле был занят ещё один комический артист, чью игру критики оценивали очень положительно, а зрители провожали его овациями. Появлялся он в первой части пролога. В программке скромно затерялся где-то в середине: «Американец» — МАРТИНСОН (Композиция танца собственная)».
