Чтобы избавиться от скуки, молодая женщина убедила мужа вложить средства в мануфактуру, выпускавшую шелковые и шерстяные чулки, но в этой ее затее было больше честолюбия, чем умения. Начиная с 1726 года предприятие постепенно стало чахнуть. Хозяйка оказалась в долгах; стали поговаривать, что она будет иметь дело с самой Консисторией. Тогда она решила бежать — под предлогом лечения в Амфионе. В ночь с 13 на 14 июля она отплыла на корабле; ни о чем не подозревавший господин Варан сам проводил ее. Супруга отбыла не с пустыми руками: взяла с собой кассу своей мануфактуры, партию товара, серебро, посуду, белье, покрывала, дорогие безделушки и драгоценности.
План Франсуазы был хорошо продуман. В церкви Эвиана, когда там находился король Сардинии в сопровождении монсеньора Бернекса, епископа Анси, мадам де Варан бросилась к ногам почтенного прелата. 8 августа ее привезли в Анси, наскоро обучили в местном монастыре, и уже 8 сентября беглянка сменила конфессию. На следующий год господин Варан получил развод. Она же, хотя и стала католичкой, продолжала считаться замужней, носить фамилию мужа и даже титул баронессы. Ее трогательное «обращение в истинную веру» было вознаграждено. Король Виктор-Амадей назначил ей пенсион в полторы тысячи ливров за достаточно темную роль агента-осведомителя, а церковь добавила еще пятьсот, благодаря чему она взяла на себя обязанности «обратительницы в веру» на жалованья. Она расположилась в удобном доме вместе с горничной и доверенным помощником Клодом Ане, который служил ей еще в Верве (он тоже сменил конфессию), а также кухаркой и садовником. У нее появились средства к существованию, и она продолжала жить беспечно, представляя собой легкую жертву для разного рода шарлатанов и нахлебников…
Вот с этой женщиной и повстречался Жан-Жак. Он был робким и неловким, но мог нравиться: «Я не был красивым мальчиком, но при маленьком росте был хорошо сложен, у меня были стройные ноги, красивые ступни, мечтательный вид, живое выражение лица, миловидный рот, черные волосы и брови, глаза маленькие и даже глубоко посаженные, но при этом умевшие бросать выразительные взгляды, — следствие огня, горевшего в моей крови». К тому же его юный возраст вызывал умиление, и он так выразительно рассказывал свою «жалобную историю»…
Мадам де Варан не могла посоветовать беглецу вернуться домой, но всё же постаралась описать ему тревогу отца, беспокойство близких. Однако на этот счет у Жан-Жака не было никаких иллюзий. Так, дядя Бернар, узнав о его бегстве, 20 марта добрался до Конфиньона, но двигаться дальше не стал. Отец же 25-го числа прибыл в Анси, откуда его сын уехал накануне, но затем возвратился в Нион. «Похоже, — писал Руссо, — что мои близкие тайно сговорились с моей звездой предоставить меня той судьбе, что ожидала меня». Это мягко сказано: попросту говоря, о нем никто не заботился.
