Бог ты мой, сколько же денег уходило на парня! На одни только сапоги, которые снашивались, словно на этих подметках Никанор ежедневно пускался в присядку или бегал как угорелый по всей Москве. Так нет же, как миленький, сидел над учебниками. Брат Дмитрий строго, не в пример Висяше, организовал регулярное расписание для «кузена» – русской грамматикой и законом божьим занимался с ним сам, выкраивая время между уроками и заботой о все пребывающем семействе, остальные предметы проходили с «недорослем» московские друзья Висяши: Константин Аксаков – немецкий, Корш – математику и французский, даже нескладный нелепый Кетчер забегал вечерами, чтобы натаскать олуха по латыни. По отзывам Дмитрия, в орфографии делал Никанор некоторые успехи, это значило, что писать грамотно по – прежнему не умел, но хотя бы не оставлял на странице бесчисленных клякс. Что до остальных предметов, Висяша почему – то был уверен в полной неспособности туповатого ленивого парня, в свои двадцать не выказавшего ни малейшего желания самому определить свою судьбу, выучиться немецкому (его он и сам не знал), французскому и тем более латыни.
Тем удивительнее пришло известие (а было это уже году в 1841 – м), что Никанор смело отправился сдавать экзамены в Московский университет на словесное отделение и даже получил приличные баллы из латинского и закона божия. Поступить он не поступил, провалившись по всем прочим предметам, но ведь на экзамен – то пошел, не убоялся. Видно, не зря брат Дмитрий считал характер Никанора упрямым и диким.
И еще Дмитрий писал, что если бы не профессор русской словесности Шевырев, немилосердно придиравшийся к Никанору (а был Шевырка постоянной мишенью критических разборов Висяши, называвшего его не иначе, как «славенопердом»), то, возможно, Никанор не пошел бы ко дну и выплыл. Висяша был в высшей степени удивлен и решил, что возьмет Никанора в Питер для приготовления его в Петербургский университет. Пусть попробует еще раз. Хоть и придется восьмой год тянуть на себе эту ношу, да ведь своя ноша, родной брат, без его, Висяши, помощи так бы и проживший всю жизнь в проклятом Чембаре. Однако что – то сломалось в Никаноре. Готовиться и сдавать экзамены по второму разу отказался.
Глядя с утра на унылое заспанное лицо брата (а с января 1842 года Никанор жил у него в Петербурге), Висяша негодовал: ты почему не умылся, не сменил белье, почему сморкаешься в руку, где твой носовой платок – я ведь купил тебе целую дюжину? Дурень все так же уныло достал из кармана неопрятного халата скомканный несвежий платок и показал его брату. И снова негодующий крик Висяши: зачем ты мне его показываешь? платок для того, чтобы в него сморкаться. Ты ведь взрослый уже…
