Но мало того – ее пьяница – отец, едва ли не под ее диктовку, написал донос на всю огаревскую новую семью, а ее дядюшка – губернатор поддержал донос своего спивающегося родственника своим, официальным. Чудо, что высокие чиновники не послали несчастных прямиком в Сибирь, а сумели разобраться в их «деле» и ограничились не столь суровым наказанием.
Говорят, что старому декабристу вменяли в вину, что он сажает крепостного бурмистра за один с собой стол, Огар – ва обвиняли в сожительстве с обеими сестрами Тучк – ми… В итоге Огар – ва заставили частично сбрить бороду – признак бунта и крамолы еще со времен Петра – и поставили под полицейский надзор, а честного старика отрешили от должности предводителя дворянства и запретили жить в деревне… О славное российское правосудие!
Все эти «прелести» в жизни Огар – ва были связаны с Мари. Она кричала мне в Париже: «Он мне за все ответит!» Однако же именно он получил от нее по завещанию скудные ее пожитки. Все это было бы мне досадно – и только.
Кто мог тогда предположить, что из этих старых, давно прочитанных писем выйдет новое разбирательство, что опять завяжется бесконечный судебный процесс, порожденный все теми же огар – ими деньгами, что как только Огар – ву удастся вырваться из России и попасть за границу, «дело» закрутится…
Журнал рос, запоем читался передовой интеллигенцией и молодежью, становился силой, направляющей умственную жизнь образованной части общества. Именно тогда Нек – в взял сотрудника для работы в отделе критики и библиографии. Это был Николай Гаврилович, чья светлая личность и трагическая судьба никогда уже не отделятся от судьбы Журнала.
Корю себя за то, что не навестила Николая Гавриловича после его возвращения из двадцатилетней ссылки; но для встречи надо было ехать в место его поселения – Астрахань, потом, через какое – то время, – в Саратов… сил, да и денег на поездку уже не было.
И вот совсем недавно, осенью 1889 года, до меня донеслось, что его не стало.
* * *
Той ночью, когда я услышала о смерти Николая Гавриловича, он мне привиделся во сне – подошел своей незаметной походкой, глаза из – под очков глядели как обычно, спокойно и внимательно, и мы с ним немного поговорили.
– Николай Гаврилович, обидно вам было, что суд вас судил неправый, что приговорил по фальшивым доказательствам и что вместо 7 лет вас держали на каторге 20?
– Обидно, Авдотья Яковлевна, но больше за жену – осталась одна с тремя детьми. А неправым судом никого в России не удивишь!
