Говорила она о том, о чем я сама хорошо знала: примерно год назад Огар – в попросил у нее развода. Она не дала. И если раньше я недоумевала, почему Мари не хочет развестись с постылым мужем и в письмах уговаривала ее одуматься, то сейчас, находясь рядом с нею, я вдруг ясно осознала ее логику – логику подкошенного жизнью, раненого существа…
Прошлой зимой Огар – в вместе со всем семейством Тучк – ых внезапно нагрянул в Петербург из своей пензенской деревни. Тогда–то я и увидела Наталью Тучк – ву, она неизменно сопровождала Огар – ва, заходившего в редакцию на «чаек». Раза два с ними был и ее отец – человек пожилой, но далеко не отживший, статный красивый старик, с благородной сединой и бесстрашным взором, каковой и приличествует нераскаявшемуся декабристу.
Когда уже после моего возвращения в Петербург, поползли слухи, что по доносу были арестованы старик Тучк – в и два его «зятя», обвиненные в создании «коммунистической секты», больше всех было мне жаль благородного старика, без сомнения, оклеветанного. Именно отец, по словам Натальи, настаивал на скорейшем заключении ее брака с Огар – ым, говоря, что их свободный союз подает крестьянам «дурной пример». Но чтобы заключить новый брак, Огар – ву надобно было расторгнуть старый. Именно с этой целью вся компания и прибыла в Петербург.
Меня удивило, что отнюдь не Огар – в, а Наталья первая обратилась ко мне с просьбой о содействии. Быстрая, резкая в движениях и словах, с короткими стрижеными волосами – большая редкость в ту пору, – она стала для меня образчиком женщины нового поколения, намного более свободной и смелой, чем мы. Впоследствии я в этом уверилась, когда услышала, что во время ареста мужчин Наталья повела себя умно и решительно. Она сумела предупредить Огар – ва о возможном аресте, своей искренней и горячей защитой настроила судей в пользу оклеветанных, и тем самым способствовала их освобождению. Но все это происходило много позже.
Тогда, в Петербурге, просьба Натальи Тучк – ой казалась мне вполне естественной, и я обещала похлопотать о разводе. Могла ли я подумать, что Мари бешено ему воспротивится? Словно вовсе не она покинула Огар – ва, не она не пожелала возвратиться с ним в Россию, не она – предпочла ему другого. И вот теперь в доме на окраине Парижа, сидя друг против друга по обеим сторонам чайного стола, мы с Мари вновь и вновь возвращались к этой болезненной для нее теме.
– Ты не представляешь, – говорила Мари, – и щеки ее начинали рдеть – то ли от волнения, то ли от красного вина, которое она пила не переставая, – ты не представляешь, Eudoxie, как дружно взялись за меня так называемые «друзья Огар – ва». Из Петербурга шли письма от вас – с бесконечными заклинаниями: дай развод, дай развод, дай развод. Здесь в Париже меня осаждали Герц – н, его жена и неразлучные с ними Гервеги, Георг и Эмма.
