Но тот майский день последнего воскресенья перед католической Пасхой запомнился мне как почти ничем не омраченный. С нами было несколько художников, которые, приехав в Альбано, излюбленное место гуляний и пикников для жителей Рима и туристов, быстро расставили свои мольберты и принялись за рисование.
Мы с Некр – ым гуляли вдоль прекрасного озера, рассматривая попадающихся на пути маленьких осликов с поклажей на спине, погоняемых белозубыми черноглазыми сорванцами–мальчишками. Казалось, ослики больше нужны туристам в качестве занятного зрелища, чем самим погонщикам в роли носильщиков груза. Вышли к церкви. Возле дверей притулилась девочка – итальянка лет семи, в поношеной, не по росту одежде, с корзиной, наполненной связанными в пучок и раскрашенными золотой краской веточками оливы.
Тут же, на каменной ступеньке, помещалась такая же плетеная корзинка для приношений. Было Пальмовое Воскресение, то, что у нас на родине зовется Вербным. Я взяла протянутую мне девочкой веточку, а Некр – в бросил в корзинку несколько сольди. Завязался разговор:
– Come ti chiami?
– Marinetta.
– Dov’e` tua madre?
– Non c’`e. Lei e’ morta, quando sono nata.
– Dove vivi?
– In chiesa. Mi ha preso la famiglia del portinaio. La chiesa mi aiuta[2].
Я перевела наш разговор Некр–ву, который понимал по–итальянски гораздо хуже моего. Некр – в быстро взглянул на ребенка, в ответ девочка улыбнулась так широко и беззаботно, словно и не она жила без матери, у чужих людей, на средства церкви.
Я видела, что Некр – в взволнован, он вынул из кошелька купюру в пять лир и положил на маленькую ладошку:
– I soldi per te, solo для тебя, – он с отчаянной мимикой тыкал в малютку пальцем, силясь пояснить, что деньги эти – только для нее. Девочка кивнула, сжала купюру пальчиками и улыбнулась еще лучезарнее.
Вокруг было довольно много зевак, люди парами и поодиночке выходили из церкви, кто – то останавливался возле корзинки с монетами и с любопытством следил за разговором иностранца и сиротки. Когда мы с Некр – ым отошли от Маринетты, я оглянулась. Возле нее стоял коренастый лысый мужчина и своей короткопалой волосатой лапой старался разжать детский кулачок. Кулачок разжался, бумажка выпала, коренастый ее поднял и бросил в корзинку с монетами.
До нас донеслись звуки надрывного детского плача. Девочка возмущалась несправедливостью, ведь иностранец подарил бумажку ей. Наверняка она даже не понимала цену этой бумажки… Некр – в на плач не оглянулся, только втянул голову в плечи и ускорил шаг.
