Мне здо́рово аплодировали, и даже Маяковский несколько раз хлопнул в ладоши.
А в перерыв я вышел в фойе. Там у стены стоял длинный стол, и на нем лежали разные книги, написанные Маяковским. Их продавала какая-то девчонка в розовой крепдешиновой кофточке, а торговать помогал ей сам поэт. Каждому купившему книгу он давал свой автограф. Книги были тоненькие и стоили недорого. Их расхватывали быстро и жадно.
Я кое-как протиснулся к столу и, нацелившись на отдельное издание «Октябрьской поэмы», полез за деньгами. Но не тут-то было! «А, мой юный адвокат, — приветливо пробасил Маяковский. — Вам нет надобности совать рублевку. Книгу вы получите даром». И он тут же написал своим толстым «Монбланом», заряженным красными чернилами: «Моему адвокату, на память. В. Маяковский», и одним росчерком нарисовал смешную физиономию с бородкой и в пенсне. Я поблагодарил и крепко прижал к груди книгу, полученную из рук поэта.
Пузатенький и плешивый нэпманчик вертелся возле стола, умильно поглядывая на Маяковского. «Что вы смотрите на меня, как на бутерброд с икрой? — спросил Владимир Владимирович. — Хотите купить какую-нибудь книгу? Так я вам посоветую вот эту». И Маяковский ткнул пальцем в самую толстую книгу в твердом переплете.
Пузанчик повертел книжищу, посмотрел цену и поморщился: «Дороговато… Но если вы, Владимир Владимирович, напишете мне какой-нибудь стишок…» — «Охотно, — перебил его поэт. — Гоните трешницу, и я напишу». Зелененькая бумажка, вытянутая из замшевого бумажника, перешла в руки продавщицы, а Маяковский раскрыл книгу и попробовал писать. «Э, неудобно. Подставьте спину». Счастливый покупатель, невзирая на свое остроконечное брюшко, согнулся пополам. «Низковато. Не по моему росту», — пробурчал Маяковский. «А так удобнее?» — «Пожалуй». И «монблан» забегал по титульной странице. «Экспромт?» — полюбопытствовал нэпман, боясь шевельнуться под тяжелыми руками поэта. «Ну вот, владейте». Пухлые пальцы с обручальным кольцом и перстнем цепко схватили книгу. «Птичка божия не знает ни заботы, ни труда… Что же это вы написали, Владимир Владимирович? — жалобно завопил толстяк. — Ведь это же, кажется, гм… Пушкин?» — «А вы разве Пушкина не чтите? — под общий хохот грозно спросил Маяковский. — Дайте-ка сюда. Птичку забыл нарисовать». И едва уловимым движением пера изобразил маленькую птичку с разинутым клювом…
Жаль, что писатели пробыли в общежитии недолго. Ведь так было приятно после длинного дня неторопливо попить чаёк и поболтать о том о сем с правильными, понимающими тебя с полуслова людьми.
