За два дня до ухода Данилы в армию они смертельно поругались. Он, соблюдая усвоенную ими картинность отношений, как-то вздумал понести ее на руках, но упал среди лужи на радость оказавшихся свидетелей. Очень он обиделся, обозвал ее коровой, в ответ она сказала, что пусть-ка он в армии поднаберется силенок. При этом она нервно хихикала, хотя, взглянув в его лицо, поняла, что он на пределе. Именно поэтому она продолжала хихикать. Светлые его глаза совсем побелели, заметались крошечные черные зрачки. А она уже хохотала.
— Больше ты меня не увидишь, — сказал он.
— Как и ты меня, — парировала она.
В армию она его не провожала. Написала ему только через полгода. Сразу двенадцать писем. Но ответа не получила.
Рассудила, что так оно и лучше. Она не могла жить без него, но он так часто предоставлял ее самой себе, что она привыкла к себе и без себя жить не могла тем более.
Очень скоро она вышла замуж за Горчакова.
* * *
Бедный, бедный Горчаков… Он работал у них на заводе художником, писал «Добро пожаловать». Кончил детскую художественную школу. Ни в академию, ни даже в «Мухинку» поступить не смог. От призыва в армию открутился, кажется симулировал язву желудка. (Она узнала об этом потом.) И при всем том он был неплохой наивный мальчик, вначале даже показавшийся ей похожим на Данилу. Так, на Данилу попроще, для бедных.
Одна беда: он считал, что жизнь перед ним в долгу. А потому до всех и вся снисходил. Он был довольно нахватан, остроумно болтал, но, к сожалению, не умел молчать. Ему вообще казалось, что интересный человек — это тот, кто г о в о р и т. Вначале его оглушили, заинтриговали и очаровали речи той же Лохматой. Но немного с ней пожив, он понял, что Женька совсем не интересный человек. Он узнал, что в быту она предпочитает молчать, а всем его попыткам пойти в общество или пригласить это общество к себе противится. Все, что издали казалось ярким и блестящим, при близком взгляде оказалось не таким уж ярким и отнюдь не блестящим.
Во-первых, она мало говорила с ним о нем, о самом для него интересном предмете. Она молчала на его выкрики, что его затирают, угнетают, что его ценят не по достоинству его таланта.
Во-вторых, она мало говорила о любви. Он не знал, что Данила навсегда отучил ее говорить о любви, и если она хотела эту любовь выказать, то просто чище мыла посуду и вкуснее варила суп. Горчаков по-девичьи страдал от отсутствия слов и внеурочных ласк. Он даже ссорился с ней несколько раз из-за того лишь, что, находясь в чьем-то обществе, она не принимает никаких телячьих нежностей. Ему-то казалось, что он ее любит, а потому требовались все эти кинематографические жесты любви, которых она не принимала.
