Значит, на то оно и существует, искусство, чтоб воссоздавать то, что любишь, и то, что ты д е й с т в и т е л ь н о любишь, добавит кое-что к разгадке тайны нашего существования. Добавит понимания и доброты, расширит границы достойного любви: вот и такое живет рядом с нами, вот и это мы оценили, поняли и полюбили.
Тогда, много лет назад, она походя, невзначай, доставила скульптору боль. Но это не в счет. Боль, которую причинила ему она, боль, которую причиняли ей, — все это превращалось в чистую, свободную от низости радость для других.
Интересно, что бы скульптор тогда выбрал: чтобы Женька осталась с ним, живая, не глиняная, и чтоб отпала надобность создавать ее по памяти, пронзенной любовью, и чтоб никогда не возник тот скульптурный образ, или…
Впрочем, жизнь не оставила ему выбора.
Но все это она узнает через много лет.
А тогда она сжала зубы и продолжала жить. Не воспользовалась казавшейся ей тогда легкой способностью к смерти.
Приехала мама. Взглянула на нее раз, другой… Ночью, прижавшись к маме, она заплакала. Та ничего не спросила. Не употребила своих простых, незамысловатых, грубых деревенских с л о в, которые их разъединяли. Просто все поняла. Стала целовать Женьку куда попало, как маленькую.
— Только не думай, что ты теперь другая, — причитала она. — Не вздумай махнуть на себя рукой. Ну, не сделаешь этого?
А другие матери проклинали, грозились выгнать из дому, лишить, убить… Впрочем, плохие матери узнавали такие вещи последними, если только вообще когда-либо узнавали.
Данила был потерян. Но сопротивлялся. Вламывался если не в загроможденные мыслями и событиями дни, то в сны, контролировать которые она не могла.
На борьбу с Данилой она натравливала все свои способности — положительные и отрицательные. Ведь она умела не только мыслить, но и измышлять уже научилась — признак ремесла, подмалевка литературы. И она все придумала: я сделала то, что сделала, потому что хотела этого. Я всегда хотела поступить так. Мне надоела эта дуэль на кувалдах вместо любви: кто кого?
Он ведь тоже ходил к какой-то там, ночевал. Теперь-то ясно, чего ночевал. Так ему!!! Они квиты!!! Квиты!!!
Они встретились на улице. Она не усмотрела в этой встрече никакой закономерности, а надо было. Раньше бы поняла, зачем он стоит в одиннадцать вечера на улице и смотрит на ее окна. А теперь сочла, что случайно. Их уже разъединяло то, что случилось с ней. Но нет, это только казалось. До первого взгляда.
